Пермский фотограф Павел Жигалов в юности занимался в фотокружке, время от времени показывал свои карточки на небольших выставках. В 1989 году даже выиграл фотоконкурс в пермской газете «звезда» с говорящим снимком «что дальше?»
Но дальше была работа, не связанная с фотографией, семья, бизнес… и только на свое 50-летие Павел подарил себе фототур в Грецию и позволил себе полностью уйти в творчество, путешествуя по миру и вдохновляясь людьми и природой.
Павел Жигалов, по его собственному признанию, «поймал кайф от удивительного сочетания путешествия и фотографии»
Остановись, мгновенье, ты прекрасно! Закат на плато Маньпупунёр
В Вишерском заповеднике Павлу Жигалову всегда рады
Я познакомился с Жигаловым на плато Маньпупунёр летом 2017 года. Жигалов был волонтером, а я туристом, которому он почему-то показал свои снимки. Спустя два года увиденное тогда вылилось вот в это интервью.
– Павел, как случилась эта метаморфоза?
– Действительно, еще лет десять назад я вел исключительно семейную фотохронику в наших поездках к морю. Пока в компании других фотографов не отправился в фототур. Я был в восторге от удивительного сочетания путешествия и фотографии. Сразу оговорюсь, что я до сих пор не профессиональный фотограф. Пермские компании, правда, покупают у меня раз в год пейзажные фотографии нашего края для своих корпоративных календарей, но это не те деньги, на которые можно жить. Правильнее будет сказать, что я пока только трачу деньги на свое хобби.
Медвежий край. Поснимать медведей на Курильском озере в Южно-Камчатском заказнике едут туристы со всего мира
– Судя по вашему персональному сайту, вы уже исколесили полмира: Танзания, США, Бразилия, Исландия… Чем вы зарабатываете на жизнь?
– По образованию я инженер. После вуза устроился на завод, в 90-е занимался продажей автозапчастей. Потом открыл в Перми филиал московской страховой компании, где и работал до последнего времени. Но как только цены на заграничные туры стали расти вместе с курсом валюты, я переключился на фототуры по России, о чем абсолютно не жалею. Таких красот, как у нас, нигде больше не встретишь. Чего стоят Камчатка, Алтай, Крым, Байкал, Северный Кавказ.
– Могу предположить, что в российские заповедники вы ездите по бартеру. Вы им снимки – они вам бесплатное проживание.
– Я пробовал так. Писал в администрацию заповедников письма и получал ответы в том духе, что да, портфолио хорошее, но у них есть штатный фотограф. В принципе, можно поехать в заповедник волонтером, но, например, в Кроноцком заповеднике волонтер по договору не может покидать территорию кордона без сопровождения. Поэтому за возможность поснимать там медведей пришлось заплатить немалые деньги.
– Не страшно было фотографировать грозных хищников с близкого расстояния?
– Я снимал медведей на Курильском озере, это в Южно-Камчатском заказнике. В июле–августе, когда рыба идет на нерест, на озеро приходит до 500 особей, и в одном месте можно видеть до 25 медведей. Когда медведь сытый, он не так агрессивен. Кроме того, ко мне был приставлен человек с ружьем, который советовал, как себя вести. Ну, и потом у меня был длиннофокусный объектив – с 15–20 метров получались крупные портреты.
– То есть с агрессией медведей вы не сталкивались?
– Мне просто не давали перейти красную черту. Ну и медведи там привыкли к нам, фотографам. Был случай, когда мы с егерем шли по тропе, заболтались и чуть не наступили на спящего молодого медведя. Мы испугаться не успели, как он подскочил и бросился от нас наутек. Хотя в прошлом году одного молодого сотрудника заповедника медведь замял. У туриста упал рюкзак с мостка в речку Озерную, вытекающую из Курильского озера. Сотрудник, зная, что ниже по течению мелководье, пошел за рюкзаком, там идти-то всего полкилометра. Медведь напал со спины из кустов, не спасло и наличие ружья.
Медведь – очень фотогеничный, но грозный хищник. В августе 1996 года на Камчатке медведь растерзал японца Мичио Хошино. С тех пор за границу кордона выпускают только в сопровождении егеря
Медведи на Камчатке привыкли к фотографам. Был случай, когда мы с егерем шли по тропе, заболтались и чуть не наступили на спящего молодого медведя. Мы испугаться не успели, как он подскочил и бросился наутек.
– С кем-то из интересных людей познакомились в заповедниках?
– В 2003 году на сплаве по реке Вишере я познакомился с Павлом Бахаревым, а через год он стал директором Вишерского заповедника. Большое ему спасибо за то, что он все время приглашает меня с собой, когда едет с инспекцией в заповедник. С ним мы ходили по заповедной тайге на лыжах, совершали многодневный объезд территории на снегоходах, завозили продукты и топливо на судне с воздушной подушкой для манси, проживающих на кордонах…
Жемчужина Вишерского заповедника – хребет Мунин-Тумп
А как-то раз мы с Павлом Николаевичем попали в снежный плен в гостевом доме на границе заповедника. Замело дорогу через перевал, и грейдер, который вышел навстречу, несколько дней не мог к нам пробиться. В эту же избушку с лыжного обхода пришли научные сотрудники заповедника. Среди них была девушка из Франции. Она в свое время написала заявление о прохождении практики во все крупные заповедники нашей страны, и ответил ей только Павел Николаевич. Ей тогда было 19 лет, зовут ее Хелен Мертенс, но ребята называли Еленой.
Француженка Хелен приехала в Россию удивляться красоте заповедных мест и удивлять исполнением русских романсов столетней давности
– Бытовые трудности ее не испугали?
– Хелен родилась во Франции, прабабушка – эмигрант первой волны из России, отец – немец, сама училась в университете в Англии, легко говорит на нескольких языках. Предыдущую практику девушка проходила в ЮАР, где у нее был отдельный коттедж и джип, на котором она сопровождала туристов на сафари и вела экскурсии. И тут она приехала в нашу тмутаракань, на Северный Урал. Комары, гнус, страшные морозы, а вместо коттеджа – комната на втором этаже в здании музея. От такого можно нос повесить, а у нее сплошной позитив: «Все хорошо!». Каждый вечер в избушке, где мы встретились (а мы там просидели в снежном плену четыре дня), она брала в руки гитару, играла и пела романсы, которые достались ей от прабабушки. Пела на русском языке, но эти романсы ни я, ни мои друзья никогда не слышали. Что-то редкое, столетней давности…
– Меня привлекли ваши фотографии с Ямала. Как вы там оказались?
– Давно мечтал поснимать северное сияние. И вот в лыжном походе по Северному Уралу я оказался в одной палатке с мужчиной из Нового Уренгоя. Поделился с ним своей мечтой, а он: «Так приезжай!». В общем, он предложил на его машине поехать за полярный круг к Северному Ледовитому океану и погостить у оленеводов. Очень приятные оленеводы попались! Я жил в чуме с молодой семьей и многое узнал о быте северных народов.
– Что это был за народ?
– Ненцы. В семье четверо детей-погодков, младшему девять месяцев. До сих пор оленеводы кожаными ремнями крепят малышей к специальной доске, покрытой оленьей шкурой, за голени и в районе бедер. Ребенок может или лежать на спине, или сидеть. Все дело в том, что в чуме стоит печь-буржуйка, дети могут подползти к ней и обжечься. Вот их и привязывают, чтобы мама могла заниматься по хозяйству, выходить из чума за дровами, льдом, мясом. Памперсов у оленеводов нет. Вместо них они летом заготавливают несколько мешков мха. Этот мох посыпают между ножек ребенка и запахивают сверху шкурой.
Тяжелая у них жизнь, но никто не ропщет, и молодая хозяйка говорила мне: «Не представляю, как люди в городе живут. У нас тут такая красота, такой воздух». Еще удивило, что они не топят ночью чум. Это, как ни крути, просто палатка. На мой вопрос «почему?» мне ответили, что дети в натопленном чуме не дают себя тепло одевать, капризничают, скандалят. А ночью замерзают и писаются. Приходится просыпаться, вставать, переодевать то одного, то другого ребенка. Вся ночь в хлопотах. Поэтому за час до отбоя буржуйку перестают топить и дают чуму выхолодиться. Детей тепло одевают, накрывают шкурами и укладывают спать. Дабы поснимать рассвет, я вставал и выходил из чума в 6 утра. А потом до 10 часов прыгал вокруг жилища, чтобы не откидывать полог в минус 35 – не морозить детей, которые, по сути, на земле лежат. Когда уже видел, что хозяйка встала – дым из трубы пошел, – только тогда заходил в чум.
– У вас были путешествия, которые хотелось повторить?
– Повторно я ездил на Камчатку, на Байкал, к ненецким оленеводам. В прошлом году опять к ним поехал, в этот раз на Полярный Урал. Быт у них сильно отличается от того, что я видел на Ямале. Если в первом стойбище жило пять семей, то здесь одна, но в ней три поколения родственников: отец с матерью, сыновья с женами и их дети. Я жил в чуме с главой этого семейства Петром Ивановичем. Ему 77 лет, но об отдыхе он и не думает. Каждый завтрак заканчивал словами: «Ну, надо идти работать». Молодежь пасла в горах стадо, около пятисот голов, а он изготавливал себе и на продажу оленьи сани – нарты. Сам рубил карликовые деревья, стругал их топором и собирал в сани без единого шурупа или гвоздя. Просто удивительно, как такая конструкция не рассыпается под тяжестью груза во время переездов семьи с одной стоянки на другую.
Все, что им необходимо для кочевой жизни, ненцы Полярного Урала делают без единого гвоздя или шурупа. Легкие и прочные оленьи сани охотно покупают туристы
Ненцы Ямала и сегодня не представляют себе жизни без тундры и оленей
«Цветы жизни» Крайнего Севера растут в холоде и с малых лет приобщаются к труду
Мне кажется, что ненецкие оленеводы и другие малые народы Крайнего Севера только внешне похожи на нас, а на деле они пришельцы с другой планеты. Совершенно другая физиология! Люди не имеют возможности принять душ, но при этом от них нет никакого запаха грязного тела. В чуме тоже никакой затхлости. Ненцы не чистят зубы, но они у них в старости все свои. Удивительно! Они же едят то же, что и мы. Время от времени кто-то ездит за много километров в ближайший поселок, привозит хлеб, печенье, сахар… В чай, кстати, ненцы кладут очень много сахара.
В быту оленеводов мало что изменилось за последние век-полтора, в том числе и посуда
Одно из природных чудес России – каменные грибы Чулышманской долины на Алтае
– Интересно, как к вашим поездкам относятся близкие?
– Отрицательно. Семье хочется в теплые страны, на пляж. Мне тоже нравится отдых в шезлонге на берегу южного моря, но только первые пять минут. Потом берешь рюкзак с фотоаппаратом и лезешь на ближайшие горы. Как только открыл для себя фототуры, отдых в пляжном формате стал для меня утомительным.
Алексей Егоров
