Земля людей

В Армении я встречала туристов из Италии, Франции и Японии, но из России, кажется, была одна. И это было чудесно. Часто игнорируя добрые советы современных путеводителей, я вместо «барэв дзес» говорила «здравствуйте» – и мне радовались.

Уехав из бесконечной депрессивной российской зимы, я собиралась попасть в лето. Оно меня не дождалось: до моего приезда в Алаверды два месяца держалось двадцатиградусное тепло, но тут полил ливень и выпал снег. Не сразу я поняла, как мне повезло, – в Санаине, в монастыре, куда привел меня параджановский «Цвет граната» (здесь когда-то жил поэт Саят-Нова, герой фильма), я оказалась не среди фотографий глянцевых буклетов, а среди параджановских кадров. Цветущие персиковые деревья и сирень под снегом были ирреально прекрасны. Снег казался теплым.

Когда-то меня поразили армянские церкви в Крыму: небольшие снаружи, внутри они раскрывались бесконечным космосом. Эта история не просто повторилась в Армении, она оказалась богаче. Прежде я ничего не знала про средневековые гавиты в монастырях – по-русски их называют притворами, но это функционально и метафизически нечто совершенно другое. Гавит – архитектурно оформленное пространство между миром и Богом, с западной стороны монастырского храма (то есть максимально удаленное от алтаря, но тем не менее с церковью уже неразрывно связанное), с «ердыком» – световым отверстием в куполе, через которое на тебя глядит как минимум небо. Наверное, тогда, когда жизнь монастыря была заполнена молитвами и трудами (Санаин был одним из образовательных и культурных центров), это пространство могло ощущаться как-то по-другому, но сейчас я была здесь одна – и это одиночество было одиночеством человека перед Богом в простом и искусном рукотворном интерьере.

Монастыри в Армении поражают сочетанием вечной каменной сотворенности и ощущением бесконечности, которой не мешают мощные стены. Ты здесь и не здесь одновременно. Выйдя на улицу и поднявшись чуть выше по горе, я обернулась – и увидела, как тает в тумане и дематериализуется у меня на глазах стоящий в нескольких десятках метров монастырь.

Дорога в гору обычно раздражает жителей равнин, но к армянским монастырям, большинство из которых еще не превратилось в игрушечные туристические объекты, нужно идти пешком. Тогда понимаешь, что дорога составляет часть опыта, ради которого стоит отправляться сюда. Успеваешь подумать о многом. Мой долгий путь среди уже таявшей зимы к следующему монастырю на горе – Ахтале, сохранившем фрески XII века, вновь подтвердил эту истину.

Долгое возвращение домой тоже важно осознать и пережить: тем более что возвращаться в Алаверды хотелось. Хозяйка гостевого дома, где я остановилась, получает письма и открытки со всего света: однажды переступив порог, ты какой-то частью остаешься здесь навсегда. Тебя будто осеняют званием и статусом гостя – и уже одно это дает некое представление об Армении как земле совершенно иной. Вечерний разговор за столом, ведущийся сразу на нескольких языках, вспоминаешь потом много-много дней, понимая, что мы почти разучились просто разговаривать друг с другом. И нет ни снега, ни ливня – только тепло.

Весна: Ахпат, Одзун, Дилижан, Ереван

Следующие два монастыря – Одзун и Ахпат – были увидены в дожде. В любую погоду, вне зависимости от наличия или отсутствия паломников и туристов, двери церквей здесь открыты. Всегда и везде. Не надо было бегать по окрестным домам в поисках нужной бабушки с ключами, всегда крайне недовольной тем, что ее отрывают от важного домашнего дела. В Армении тебя как будто все время не просто ждут, а даже надеются на встречу с тобой. На любую просьбу здесь отвечают одинаково: нет проблем! И боятся, что ты упустишь что-то важное: в Санаине не говорящая по-русски бабушка пантомимой изобразила, как сидели ученики в школе на каменных скамьях, в Одзуне пожилой служитель указал древние кресты-хачкары, вмурованные в стены, в Ахпате, когда я начала карабкаться по лестнице на хоры по немыслимо высокими ступенькам, присматривающий за храмом человек протянул мне свою зажигалку с фонариком…

На следующий день, проехав страну почти полностью (дорога через горы привела было опять в зиму, но после перевала вернулась в весну), я ненадолго задержалась в Дилижане. Туристский бизнес успел испортить реставрацией старую улицу, превратив ее в «архитектурный заповедник», но люди здесь остались прежними – работники музея напоили меня кофе.

А в Ереване… опять начался дождь. Через некоторое время я поняла, что и людей на улицах как-то мало, и вообще город какой-то странный. К Еревану (как и к Армении вообще) много чего из привычного нам не относится. Все время, пока я пыталась мерить «общим аршином», я натыкалась на какие-то невидимые препятствия. Стереотипы – тоже эхо недавнего общего прошлого и ленивого представления о том, что все люди похожи на нас самих (тем более если они по-русски понимают).

Ереван – город древний и молодой одновременно. Археология уводит ко временам Урарту, письменные источники – как минимум к VI–VII в. н.э. Когда Ереван в 20-е годы ХХ века был объявлен столицей советской Армении, это был пыльный провинциальный восточный город, увидеть на месте которого будущий Город Солнца мог только такой выдающийся, архитектор как Александр Таманян. Он придумал само пространство города: с его кольцевым бульваром вокруг центральной части города, широкими прямыми улицами, сходящимися к площадям, выходом к перспективе Каскада, торжественно поднимающегося на гору. Он создал общий облик города с его облицованными туфом домами, дающим не только общую цветовую гамму, но и общую текстуру построек. Он придумал стиль этого города, но дух Еревана определяют люди. И когда их нет на улицах – город сиротеет и тускнеет. До полудня все приличные люди пьют кофе дома или на работе. Когда я вошла в еще не работающее кафе (если люди пришли, то двери уже открыты) и попросила кофе, вид у меня, вероятно, был такой отчаявшийся, что меня не только бесплатным кофе угостили, но и до музея Параджанова проводили, который я никак не могла найти.

Описать музей волшебника нельзя: это все равно что рассказать об инопланетянах. Это большой дом – целый мир, где хранится печаль о том, чего уже никогда не будет. Это место для остановки в безумном беге современной жизни. Демонстрация отдельных экспонатов в других городах (я не раз бывала на выставках Параджанова) не дает представления об этом мире.

Лето: Гарни, Гегард, Эчмиадзин, Хор Вирап, Оверованк

Насыщенный раствор древней культуры в Армении кристаллизуется в памятниках. Первая земля победившего христианства, Армения смогла сберечь до наших дней и эллинистический храм Гарни, и неправдоподобный Звартноц – впечатляющий даже в руинах храм Бдящих Сил, но все же самое характерное – это средневековые монастыри, до сих пор овеянные той аурой подлинности, которая почти во всех доступных местах мира уже разрушена индустрией туризма. Тесно скучившиеся островерхие купольные постройки на пятачке земли среди гор и ущелий на фотографиях кажутся похожими. В жизни они оказываются неожиданно разными. И по внешнему виду, и по внутреннему ощущению.

Общее – в единстве впечатления: чистоты, аскетизма, другого мира. Входишь в ограду – время останавливается. Некоторые черты здешней монастырской жизни говорят, скорее, о радостях земных. Например, зияющие горла огромных кувшинов для вина в полу матенадаранов, где хранились и переписывались книги. Считалось, что винные испарения полезны для книг. Это похоже на правду – ведь пергамен древних книг есть не что иное, как недубленая кожа, а она сохнет и коробится на воздухе. Но, вероятно, монахи тоже против кувшинов с вином не возражали. Свечи в церкви ставятся в большие поддоны с песком на дне, покрытым водой, – и отражения огня мерцают в этой воде. Очевидная мистика монастырских пространств обыденна и ненадрывна. Это какая-то аскетичная и вечная красота, памяти о которой в современном мире почти не осталось. Именно об этой былой красоте снял в свое время «Цвет граната» Параджанов.

В последний день я пришла в монастырь Оверованк – и первое, что я увидела, была совершенно параджановская картинка: перед церковью из рыжего и темно-коричневого туфа бродили маленькие овечки точно тех же цветов.

Но сколь бы замечательными ни были памятники, Армения – земля людей. Именно их доброжелательная и тактичная готовность помочь делает поездку туда столько непохожей на любую другую. Чем дальше, тем больше я чувствовала, что уже встречала нечто похожее. Пока не вспомнила: в Индии. Где на просьбы приезжих отвечают точно так же: «no problem».

Дорожная Карта

Прямые рейсы из Москвы в Ереван каждый день осуществляют авиакомпании «Аэрофлот», «Армавиа» и S7. Время в пути – 2 часа 50 минут. Стоимость билетов – от 4500 рублей в один конец.

Поезд из Москвы идет через Азербайджан и Грузию. Чтобы проехать по территориям этих стран, нужно оформлять транзитные визы, а дорога займет около 4 суток – больше, чем до Сибири!

Что попробовать? Керусус дословно – «ешь и молчи») – блюдо из мелких длинных тонких кусочков баранины, обжаренных в масле и тушенных с томатами и луком. А еще – воспиапур, бозбаш эчмиадзинский, севанская форель, мусака с овощами, сыры марок «Лори», «Алашкерт» и «Чанах», кофе по-армянски (лучше с армянским же коньяком и армянской гатой). Армянская кухня считается одной из самых древних в мире. Ей больше 1500 лет.

Армянские мастера – прекрасные резчики по дереву и камню. На местных рынках вам обязательно предложат несколько красивейших картин с изображением местных пейзажей. В антикварных лавках можно найти совершенно неожиданные, затейливые и даже реально старинные вещицы. Изящные серьги, браслеты, кольца, сувенирные нарды, декоративные фаянсовые тарелки с росписью, медную чеканку, глиняные кухонные принадлежности.