В Бурятии вкусно готовят, играют в кости и верят, что знания прошлой жизни можно воскресить. А еще пытаются выжить, как и сотни лет назад. Наш спецкор Григорий Кубатьян отправился в республику, чтобы познакомиться с зимним Байкалом tet-a-tet
Мы в юрте-ресторане. Восемь стен, обогреватель в середине, портреты Чингисхана на стене, «стендап» по телевизору. Под потолком подвешено деревянное колесо-тооно со спицами. Полезных функций не выполняет, просто символически собирает помещение в единую юрту. Официантка приносит дымящиеся буузы.
Запретные позы
– Вообще-то их раньше «позы» называли, – говорит Дарима, наш человек в Улан-Удэ. – Потом так писать запретили. После того как Задорнов их в своем выступлении высмеял. Дескать, Улан-Удэ – самый страстный город, здесь повсюду таблички «Горячие позы», и девушки у входа зазывают.
Иволгинский дацан – главный монастырь бурятских буддистов.
Горячие позы-буузы похожи на хинкали, только без хвостиков. Но есть их нужно так же – подхватывая пальцами, осторожно надкусывая теплый бок и высасывая ароматный бульон, а уж потом вгрызаясь в обжигающую мякоть.
Перед нами ставят вазочки с саламатом. Это сметана, взбитая с мукой. Очень сытная, хотя и на любителя. Выяснилось, что за столом не все любители. Но мне понравилось.
– Кто саламата поел, до вечера сыт, – поясняет Дарима. – Его иногда на свадьбе гостям дают перед основными блюдами, чтобы на еде сэкономить. Иначе разориться можно, свадьбы у нас – на 400–600 человек.
В дацане крутятся молитвенные барабаны, дымятся благовония.
Как Медведев стал Белой Тарой
Солнце утром стоит низко. Над одноэтажными домами стелется дымка, все топят.
Мы едем в Иволгинский дацан – главный монастырь бурятских буддистов. В Бурятии придерживаются желтошапочной версии буддизма, традиции Гелуг. Глава этой школы Далай Лама живет в Индии. А в дацане – его заместитель по Бурятии Хамбо-лама Дамба Аюшеев.
Начальник буддийской общины очень активен. То «социальные отары» неимущим раздает, то три сотни овец Федерации стрельбы из лука подарит, то соревнование по выделке овечьих шкур устроит. Цех по обработке шкур находится при дацане. И стадион, где состязаются местные богатыри, тоже.
В Бурятии придерживаются желтошапочной – индийской версии буддизма.
Считается, что буддизм в России был разрешен императрицей Елизаветой Петровной, за это буддисты Восточной Сибири объявили ее воплощением Белой Тары, богини чистоты и мудрости. Потом этот титул по наследству получила Екатерина Великая. А в 2009 году в Бурятию приезжал тогдашний президент РФ Дмитрий Медведев, и в дацане признали Белой Тарой и его. Медведев, вроде, не возражал.
– А почему Путина не объявили Белой Тарой? – спрашиваю в дацане.
– После того как предложили Медведеву, предлагать Путину уже неудобно, – с некоторым сожалением отвечают мне.
Иволгинский дацан похож на русскую деревню с избами, ставнями и печными трубами. Перед входом в избы стоят китайские львы-защитники. А вокруг выросли огромные яркие пагоды.
В комплексе «Степной кочевник» можно увидеть бурятскую свадьбу.
В дацане несколько действующих храмов. Монахи читают молитвы, бьют в гонги или мощно дуют в раковину, символизируя победу знания над невежеством.
Прошлые жизни бурятских лам
Одна из пагод принадлежит Хамбо-ламе Итигэлову, служившему главой буддистов России до революции. Итигэлов был похоронен в кедровом ящике, сидя в позе лотоса, но тело его, как считается, осталось нетленным. В пагоде устроили что-то вроде мавзолея, выставив тело за стеклом. Перед стеклом стоят вазочки со съедобными подношениями. Иногда к ним наведывается живущий в мавзолее кот и эти подношения грызет. Монахи не возражают.
Итигэловские игры в Бурятии. Гостей встречают ритуальным шарфом хадаком – символом буддийского гостеприимства.
Можно вручить Хамбо-ламе синий церемониальный шарф хадак, положив на стоящий рядом ящик, а потом взять другой, с благословленным узелком.
Раньше хадак был не шарфом, а поясом. За поясом носили оружие. Если кочевник развязывал пояс и вручал кому-нибудь, это был жест дружелюбия и искренности, вроде открытой ладони. Когда пояс развязан, нож за ним не спрячешь.
В дацане крутятся молитвенные барабаны, дымятся благовония, развеваются цветные флажки – хии морин, «кони ветра». За забором монастыря целый лес опутан такими флажками. Говорят, там раньше хоронили лам.
Иволгинский дацан находится к востоку от Улан-Удэ, а к западу – Ацагатский. Если первый монастырь выглядит оживленно и празднично, то второй – задумчиво. До войны здесь был центр тибетской медицины, а потом детский дом на базе колонии для несовершеннолетних. В 90-е дацан начали восстанавливать, его возрождение благословил приехавший сюда Далай Лама. И теперь это не просто монастырь, а академия.
До войны в Ацагатском дацане был центр тибетской медицины.
– Мы изучаем буддийскую философию, астрологию, медицину, тайные науки и искусство, – говорит 62-летний настоятель дацана Тарба Доржиев. – На изучение только одной из этих наук студенту понадобится 20 лет. А чтобы изучить все, не хватит и жизни. К счастью, многое мы начали изучать в прошлых жизнях.
– То есть вы не учите, вы вспоминаете? – уточняю я.
– Вспоминаю, – соглашается настоятель.
Бросить, чтобы получилась лошадь
Напротив дацана установлена скульптурная группа. Эта бурятская «большая пятерка» – конь, бык, коза, овца и верблюд – главные кормильцы кочевника.
Неподалеку находится комплекс «Степной кочевник». Летом – очень популярное место, здесь проходят фестивали этнографической музыки. Но и зимой здесь интересно. Можно прокатиться на санях, потрепать по спине верблюда, выстрелить из лука по мишени. А в юрте вам предложат станцевать хоровод – ёхор или сыграть в кости.
Рыбалка на Байкале – дорогое удовольствие.
Бурятская игра в кости – на самом деле в кости. Есть два типа игр – силовые и настольные. В первом случае нужно крепко взять хребтовую кость барана, размахнуться и со всей силы ударить по ней кулаком. Скорее всего отобьете кулак. Но мастера игры на соревнованиях раскалывают десятки костей, ставки серьезные – машины и квартиры.
Другие игры – настольные. Используются бараньи позвонки. Они символизируют животных «большой пятерки», в зависимости от того, как упадут на поле. Ляжет косточка на бок – корова или овца. Встанет вертикально – верблюд. Нужно бросить так, чтобы получилась лошадь. Тогда кость-фишку можно двинуть вперед.
В «Степном кочевнике» прокатят на верблюде с ветерком.
В центре юрты печка, тепло. Говорят, худшее проклятие, которое можно бросить кочевнику: пусть угаснет твой очаг. Наверное, лучшее пожелание: пусть не угаснет.
Куда пропала омулевая бочка?
Снаружи бескрайняя степь и ветер. И горы вдалеке. Едем дальше, на озеро Байкал. По дороге останавливаемся возле мест, где живут духи, чтобы побрызгать алкоголем. Нам не жалко, а духам приятно.
Стрельба из лука издавна популярна в этих краях.
В прежние времена в горах Забайкалья были золотые рудники, на которых трудились каторжники. Иногда им удавалось бежать. Шли горами и лесом на запад, в сторону дома. Только чтобы попасть домой, нужно было пересечь море-озеро.
С тех времен остались песни. Страшная и тоскливая – «По диким степям Забайкалья». Слова такие: «Бродяга к Байкалу подходит, рыбацкую лодку берет. И грустную песню заводит – про Родину что-то поет». Вроде бы мелькает надежда на спасение и счастливую жизнь. Но нет, за Байкалом бродягу ждут новости: «отец твой давно уж в могиле, а брат кандалами гремит».
У рыбаков в деревне стоит попробовать свежую рыбу.
Другая известная песня: «Славное море – священный Байкал. Славный корабль – омулевая бочка». Ее исполняли многие – хор каторжников, ансамбль МВД, Борис Гребенщиков. Лирический герой последнего будто катается на кораблике где-то в Ирландии. А речь о том, что беглец даже лодку найти не смог и пытается переплыть бескрайнее озеро в старой бочке из-под омуля. В оригинальном стихотворении плывет четверо суток, и неизвестно, доплывет или погибнет.
– Отсюда он плыл, скорее всего. Здесь мыс Святой Нос глубоко вдается. В горах и тайге легко спрятаться от жандармов. Ветер и течение могли вытолкнуть бочку к противоположному берегу. Так что шансы у него были, – объясняет Сергей Волков, сотрудник ФГБУ «Заповедное Подлеморье». И добавляет: – Сейчас бы не получилось. Сотрудники Госинспекции по маломерным судам не дадут бочке плавать без разрешения.
В игре в кости используют настоящие бараньи позвонки.
Пустую омулевую бочку теперь и не найдешь на берегу. Омуля для продажи ловить запретили. Только для себя, не более 5 кг на человека. У рыбаков в деревне еще можно попробовать омулевую уху, а в городе омуля уже не купишь. Продавцы в магазинах делают испуганные глаза, будто про кокаин спрашиваешь.
Гонки на выживание
Дорога подмерзла, и принадлежащий заповеднику УАЗ-«буханка» идет бойко. Почти все земли вокруг Байкала – это заповедник или национальный парк. Для экологии неплохо. Но заложниками благих намерений оказались живущие здесь люди, поколениями ловившие рыбу или валившие лес, а теперь ставшие нелегалами.
Фестиваль «Байкальская миля» – это скорость и неподдельные эмоции!
– Их называют браконьерами. Но не они пришли в нацпарк, а нацпарк пришел к ним, – говорит Волков. – Другой работы нет. Как людям выжить? Им предлагают туризм развивать. А как развивать, если в заповеднике ни один объект не построишь? Гостиницу или ресторан открыть нельзя, магазин нельзя. Электричество не проведешь, очистные сооружения не сделаешь. Согласовать любые работы в заповеднике стоит огромных денег. Прежде чем объявлять земли особо охраняемыми, нужно инфраструктуру сделать. Потом ничего построить не получится, даже воду провести.
В советское время на Байкале работали рыбокомбинаты, обеспечивали работой и электричеством. Теперь комбинаты закрыты, рыбацкие суда беспомощно лежат на берегу, как выброшенные волной киты. На деревенских домиках висят солнечные батареи – не от желания жить экологично, а от безысходности. Другого источника энергии нет.
Возле села Максимиха можно взять в аренду коньки и покататься на озере.
– Ждать, пока омуль размножится, – бессмысленно, – считает Сергей Волков. – Нужно озеро зарыбливать. Раньше этим занимались, а теперь нет. Если омуля будет много, вернется добыча и переработка. Люди ждут, надеются.
Зимой Байкал замерзает. На озере несколько рыбацких лагерей. Прямо на льду стоят юрты с печками и кроватями. В ледяном полу прорублены лунки. Можно арендовать юрту на несколько дней и подождать клева. Но дешево не будет. Аренда юрты – 1000 рублей с человека в сутки. Рыбка золотой получится.
По льду проложена автомобильная дорога. Расставлены знаки ограничения скорости – «10», но машины несутся, как по хайвею. Лед ровный и твердый. На Байкале даже гонки проводятся, как на соляных озерах американского штата Юта. На фестивале «Байкальская миля» автогонщики разгоняются до 250 км/ч.
Летом на Байкале проходят яхтенные регаты, а зимой играют в хоккей и гольф на льду, гоняют на лыжах и снегоходах. Когда снега нет, замерзшее озеро кажется стеклянным. В гротах на островках растут сосульки небывалой длины.
Сияющий лед. В гротах на островках растут сосульки небывалой длины.
Возле села Максимиха на озере устроили каток. Можно взять на турбазе по соседству коньки в аренду и разогнаться на льду. Прямо посреди озера, в окружении гор, в лучах заката…
– Красота-то какая! – восклицаю я.
– Красота, – соглашается Анна Масличенко, хозяйка турбазы. – Но если бы кто-нибудь предложил деньги, я бы все продала и уехала. У нас с декабря закрыли все пилорамы в прибрежной зоне. Углем топить нельзя, дрова закончились, электроэнергия дорогая. Поставили солнечные панели, но толку от них нет. Что дальше будет, непонятно.
Хочется верить, что будет хорошо. И что государство начнет охранять не только природу, но и людей, здесь живущих. Охранять – в хорошем смысле, а не так, чтобы пришлось устраивать заплывы в бочках.
