ОТКУДА ВЗЯЛАСЬ В ЭТОМ УРАЛЬСКОМ СЕЛЕ ЖИТЕЛЬНИЦА ЛОМБАРДСКОГО ГОРОДКА ЛОДИ, ЧТО БЛИЗ МИЛАНА? ФИЛОЛОГИНЯ ГРЫЗЕТ ГРАНИТ МАГИСТРАТУРЫ НА ФИЛФАКЕ ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА И ПО-НАШЕМУ РАЗГОВАРИВАЕТ СВОБОДНО – ПО РАЗГОВОРУ НЕ ОТЛИЧИШЬ ОТ ТУТОШНЕЙ.
Пространство над коми-пермяцким селом Пешнигорт будто продавлено некой силой, отчего поселок предстает как бы в сферической перспективе. Обширная пойма Иньвы, никнущей к горизонту бессобытийности, краешками чуть вздернута на цепочку виновато сгорбившихся холмов, пустынное и блеклое небо жидко обтекает края окоема, и вся картинка взята в рамочку изогнутых черных стволов и ветвей древних голых берез. Где-то на зрительной периферии иногда выныривает кошачий глаз мартовского солнца.
Что замечательно, искривляется здесь не только пространство, но и время. Учительнице истории пешнигортской школы бабушка рассказывала в детстве загадочную историю. Будто бы нагрянули к ним во множестве черные люди. Вот черные, а не светловолосые, как большинство коми-пермяков. И рогатые – наверное, в шлемах с рогами. По-русски почти не говорили. Двое предводителей вошли в избу и вывалили на стол два типися (это такие большие меховые варежки) золота. Взамен просили отдать коней. Тут вся семья принялась плакать, потому что коней жалко, а золото зачем крестьянской семье, живущей в лесу? От него только неприятности. Но черные пришельцы все-таки коней забрали. И хотели еще прихватить с собой маленькую чернявую сестренку бабушки – мол, она нашей масти, – но мать увести ребенка все же не дала.
– Вот ты, внучка, грамотная, уже в школе учишься, – закончила бабушка. – Может, ты знаешь, что это за черные люди?
– Наверно, это были татаро-монголы, – предполагает учительница. – Нет, ну когда остатки их войска обратно возвращались… Может ведь такое быть?
После таких рассказов воображение дорисует какие угодно сочетания были и небыли, хрестоматийной фактологии и имплицитного колдовства.
Апрельский снег предательски проваливается под итальянским сапожком, кажется, самой уже не выдернуться из сугроба, в который ее загнал кинооператор. Откуда взялась в Пешнигорте жительница ломбардского городка Лоди, что близ Милана? Филологиня грызет гранит магистратуры на филфаке Пермского университета, по-нашему разговаривает свободно, по разговору не отличишь от тутошней. Разве что когда разговор унырнет в жаргонные дебри, прилежно достает блокнот и скрупулезно записывает идиомы и синонимические ряды. Почему решилась месить весеннюю распутицу в Пешнигорте? Наверно, чтобы ознакомиться с негламурной уральской глубинкой. Ну, так сама виновата: ее тут же сделали киногероиней.
Фабула такая: Чинция Челоне лакомится пиццей у себя дома в Лоди, ее окликает из соседней комнаты бойфренд, предлагая посмотреть новости по ТВ. «Нет, – отвечает Чинция, – я тут в интернете интересный документальный фильм нашла. Про Пешнигорт». И все – совершается трансгрессия в коми-пермяцкое село, где итальянка превращается в Чинцию-2, каковой приходится исправно играть роль типичной пешнигортской девицы: нести ведра с водой на коромысле и управлять бульдозером. Для съемок эпизода про бульдозер Чинцию облачили в рваный ватник. Жительница самого модного региона Италии стойко это перенесла, но когда оператор сколупнул с гусениц клейкую и вонючую смесь солярки, машинного масла и того, по чему бульдозерные гусеницы в Пешнигорте обычно елозят, страшно заорала, употребив выражение из своего филологического блокнота. Пришлось выпрашивать у механизаторов чистую соляру и ею наносить требуемый для аутентичности грим.
Зато получила в подарок от местного мужика коготь таежного медведя.
Мужики в Пешнигорте и в окрестных деревнях завидные. Умеют все – перековать сломанный топор, выделать бобровую шкурку. Однорукий умелец кладет домашние камины и промышленные печи, делает мебель (по виду будто из элитного салона) и с первого этажа на мезонин устроил себе винтовую лестницу с резными балясинами. У тех, что служили на флоте, тельняшек не сохранилось: в приступе маскулинности рванут на груди и – выбрасывай… Богатыри! Чемпион мира по пауэрлифтингу Геннадий Четин родом из пешнигортских мест. Из этих же краев Леонид Голев, Герой Советского Союза, мастер спорта по самбо. Одно время молодежь в селе чуть не поголовно увлекалась штангой. Поскольку нужного спортинвентаря не имелось, надевали на железные ломы тракторные колеса и качали силушку.
Классик коми-пермяцкой литературы Василий Климов живет в Пешнигорте. Он сидит у окошка своей маленькой избы и, повествуя о почти четырехсотлетней истории села, время от времени указывает перстом в окно, и становится понятно, что легендарные сюжеты пешнигортской жизни происходили в нескольких шагах от его двора. Видна из окна и купа берез, под которой нашли клад сасанидского серебра. А вот здесь жил колдун Ёгуртан Федор – его Климов буднично называет соседом.
…Ёгуртан и прежде отыскивал близ иньвенского кыджа (участка реки) кое-какое золотишко. Но к главному кладу – набитой золотом лодке – подобраться долго не решался. Наконец подыскал себе подельницу, жадную купчиху Ежиху. Двинулись к кыджу, но злой вакуль (водяной) не дремал. Ежиху сразу задушил, а Ёгуртан Федор, который был помоложе, сумел спастись.
Об этом фантастическом событии сохранились вполне официальные сведения в уездной полицейской хронике.
Разнообразная нечистая сила до сих пор присутствует в повседневной жизни пешнигортцев – в мифологическом ли пространстве, в резных ли деревянных фигурах, каковыми украшен едва ли не каждый двор. Баба-яга на помеле взгромоздилась на крышу избы. Рожи вакулей скалятся с деревянных барельефов на воротах. В теплицах ползают вырезанные из чурбаков крокодильчики. Тяга к ваянию сучковатых скульптур, все больше демонической тематики, свойственна чуть ли не каждому рукастому мужику в коми-пермяцких деревнях.
Пешнигортцы специально клады не ищут, но они им время от времени попадаются. Егор Зубов копался на огороде, вдруг под лопатой блеснуло: чаша, полная золотых и серебряных монет. Палец писателя Климова опять указывает в окошко: вот сейчас пойдете прямо, увидите Демин ключ. Там перед Первой мировой войной Анна Четина обнаружила серебряный котел, полный серебряной же разнообразной утвари.
…Только что лужи розовели отражениями теплых закатов, а наутро вдруг дунула жесткая сечка метели и крякнул основательный морозец. Где была бескрайняя лужа, теперь постелился стекольно-твердый лед. На пригорок вскарабкаться удается, только мелко и осторожно вытанцовывая по льду; преодолевая скользкие подъемы, начинаешь понимать, как возник коми-пермяцкий танец тупи-тап, это когда с каблука на носок, с носка на каблук…
Со звуковой дорожки будущего фильма улетают аранжировки сладостной неаполитанской песни «La bella cosa», более известной в российском народе как «О, соле мио!», и рассыпаются огнистыми светлячками над тающими бесконечными снегами. Под кочергой взрывается и сеет жаркие искры зола в печной утробе. Женщины поют «Чуже быдми», популярную у коми-пермяков песню про то, что вот, мол, родился я в лесу, рубаха у меня одна – серая, играть мне не давали… Между тем на столе одно за другим появляются деревенские яства, резко контрастирующие с сиротскими песенными интонациями. Чинция, как и положено, модные ботиночки сняла в сенях, в одних носочках ходит по чисто вымытому полу, помогает хозяйке доставать из голбца трехлитровые банки с соленьями-вареньями.
– Угощайтесь! Все свое. Кишки тоже свои.
Это про тоненькие ливерные колбаски, только-только вынутые из печного жара на сковородке. Они умопомрачительно вкусны, особенно с овсяным коми-пермяцким пивом – суром, вызревшим в деревянных кадушках. Но два-три глотка густого напитка – предел для непривычного человека, ибо сур обладает сногсшибательным снотворным действием.
…Премьера фильма «Я здесь живу: Пешнигорт» проходит на ура. Финал: Чинция Челоне в далеком, цветением мартовской весны охваченном итальянском Лоди тянется к коробке с пиццей – а там оказываются коми-пермяцкие шаньги и пироги. Круг судеб замкнулся. «Что, настоящая итальянка?» – запоздало вздыхают пешнигортские мужики. Звучат здравицы в честь грядущего побратимства Пешнигорта и Ломбардии. «Газель» у клубного подъезда грызет колесами рыхлый снег. С березы, под которой, как говорят, зарыт церковный клад, срывается ворона и с карканьем летит вослед машине, на которой киногруппе еще четыре часа возвращаться к лишенной всякого волшебства цивилизации.