ХУДОЖНИКИ, ЗАСЛУЖЕННЫЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКИ РФ СЕРГЕЙ И АЛЕКСАНДР СИНЕЛЬНИКИ СОВЕРШИЛИ КРУГОСВЕТНУЮ ЭКСПЕДИЦИЮ НА МОТОЦИКЛАХ «УРАЛ» И КРУГОСВЕТНОЕ ПЛАВАНИЕ – НА СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЛАДЬЕ «РУСИЧ». НА МОТОЦИКЛАХ «ИЖ» ПРОЕХАЛИ СЕМЬ ПУСТЫНЬ МИРА. ЗАТЕМ ОТПРАВИЛИСЬ В ПУСТЫНЮ РЫН-ПЕСКИ И ПЕРЕСЕКЛИ ЕЕ ПЕШКОМ. А ЧЕРЕЗ ДВА ГОДА, ТАК ЖЕ ПЕШКОМ, ПРОШЛИ 1000 КИЛОМЕТРОВ ПО ЗАПАДНОЙ САХАРЕ. КОРРЕСПОНДЕНТ «ОВР» МАРИНА КРУГЛЯКОВА ВСТРЕТИЛАСЬ С ОДНИМ ИЗ БРАТЬЕВ СИНЕЛЬНИКОВ – СЕРГЕЕМ.
Расскажите о вашем первом путешествии.
– В первое путешествие мы с братом отправились, когда нам исполнилось восемь лет. Наш двор был со всех сторон окружен многоэтажками, и эта обстановка так тяготила нас, что мы постоянно уходили в леса и поля. Строили какие-то хижины, потом, когда подросли, решили сплавляться по рекам. Взяли из дома сумку, запихнули туда одеяло, пилу, топор и поднялись вверх по реке на сто километров. Срубили деревья, сделали из них плот и стали спускаться по воде. Вскоре доски набухли, плот начал потихоньку тонуть, и мы плыли, сидя в воде. Люди на берегу смотрели и не понимали, каким образом мы сидим на воде, – плота им не было видно.
– После этого вы, наверное, более тщательно стали готовиться к экспедициям?
– Конечно. Но всякое бывало. В 2002 году мы с братом на маленькой парусной яхте прошли вокруг Европы 6 тысяч морских миль, пересекли много морей, заходили в Атлантический океан. Условия были суровые – постоянные штормы и шквалистые ветры. А у нас не было ни спасательного плота, ни спутникового телефона. Как таковой мобильной связи толком не было. Визы закончились на полпути, и мы пол-Европы прошли без них. Вспоминаю об этом и думаю, какое безрассудство! Сейчас я себе такого позволить не могу – у меня семья.
На ладье «Русич» у нас уже был спасательный плот, спутниковый телефон, хорошая навигация и приличная экипировка. Но у нас все время фонтанчиками внутрь заливалась вода. Четыре помпы непрерывно ее откачивали. Наша посудина буквально шла с божьей помощью. Тем не менее мы на ней обошли пол земного шара и дошли до Тасмании, где на крупнейшем в Южном полушарии фестивале деревянных лодок нашу ладью признали лучшей.
– То, что в ладью постоянно просачивалась вода, – это ваши недоделки или проблемы кораблестроения десятого века?
– В средние века доски клали не встык, а внахлест. Ладью делали по тому же принципу, что и деревянные бочки. Сначала в ней щели светятся, а стоит залить водой, как доски разбухают и можно бочку использовать. Мы иногда на несколько месяцев оставляли ладью в каком-нибудь порту, например, когда все участники экспедиции возвращались домой и необходимо было набрать новую команду. Перед тем как вновь спустить корабль на воду, несколько дней заливали его водой и просили подержать на кране с утра до вечера, чтобы доски разбухли. Затем, опустив ладью на воду, мы включали все аварийные помпы. Вода в нее поступает, но откачивается. Лодка уже держится на плаву, и через трое суток можно на ней отправляться в плавание.
В султанате Оман арабы поражались, глядя, с какой течью мы направляемся в открытый океан, причем до следующего нашего порта назначения, до Шри-Ланки, 1200 морских миль. «С такой проблемой суда обычно заходят в порт, чтобы укрыться и заняться ремонтом», – говорили они.
– Это в тех местах промышляют пираты?
– Да, в этой части Индийского океана орудуют пираты. Сомалийское судно дрейфует в каком-то районе океана и ждет, когда шастающие в радиусе ста миль катера доложат, что обнаружили корабль. Ну а дальше – все понятно, мы видели это не раз в кино. Буквально перед нами пираты в Аденском заливе захватили яхту. Отбуксировали ее к берегам Сомали и приказали экипажу сойти на берег. Капитан отказался, сказал, что не бросит яхту. Его тут же пристрелили. Остальные покорно отправились в плен – дожидаться, когда их выкупят.
– А вы сами с пиратами сталкивались?
– Эта проблема возникла, когда мы пришли в Джибути, перед Сомалийским районом. Вся команда, девять человек, отказывалась туда идти. А у меня было какое-то сумасбродное настроение, я их уговаривал: «То, что пираты нас захватят, один шанс из ста». Но никто не хотел рисковать. Наш посол настаивал: «Сергей, веди команду назад, в Россию». А я отвечал: «Обратно не повернем, мы посвящаем путь Афанасию Никитину и должны дойти до Индии». В итоге 500 миль через пиратский район нас охранял огромный противолодочный корабль «Адмирал Левченко».
– Вы шли в одежде людей того времени, старались питаться, как они. Насколько вам удалось приблизиться к уровню жизни древнеславянских мореходов?
– К средневековому образу жизни мы стремились приблизиться во время нашего первого похода на ладье. Мы тогда хотели повторить путь «Из варяг в персы», до бывших границ Персии. Прошли по Волге более 5000 километров, по Каспийскому морю, до Махачкалы.
Я давно хотел построить корабль. Когда о чем-то мечтаешь, жизнь всегда предлагает людей, которые помогут в осуществлении твоей мечты. Я познакомился с историческими реконструкторами во главе с Олегом Калеткиным. Это была их идея – воспроизвести в XXI веке Средневековье. Мы шли в льняных и шерстяных одеждах. Они настаивали на том, чтобы даже не было нижнего белья, потому что в то время его не носили. Картошки и других современных продуктов тогда не было, поэтому питаться мы должны были только гречкой, пшеном, овсом. Реконструкторы хотели идти вообще без современных вещей. Но это невозможно. Например, нельзя шлюзоваться без двигателя. В древности если ударит ветер, то судно просто прижмет к берегу. А сейчас проходят большие корабли, и если ветер на один из них понесет ладью, то авария неминуема, могут погибнуть люди. Мне кажется, добиваться полного соответствия – это неразумно. Если на берегу XXI век, с его искушениями и реалиями, то как можно находиться в десятом? У нас были современные карты, телефоны, GPS.
– То, что было нормальным для средневековых мореходов, оказалось тяжелым для современных людей?
– Современные люди, в отличие от древних русичей, не могут грести больше пяти часов – устают. Думаю, наши предки были более закаленными и выносливыми, чем мы. Вообще, с точки зрения комфорта, к которому мы привыкли, условия у нас на борту были ужасные. Глубина кубрика – метр. Спать приходилось на фанере: лежишь, а над тобой уже в восьми сантиметрах – доска палубы. Внутри духота. Когда находились в жарких странах, там как в бане, а на палубу выйдешь – захлестывает волна. Наш быт был реально приближен к средневековому, и люди такую жизнь долго не выдерживали. К тому же очень непросто находиться два месяца вместе, когда буквально всё делают на твоих глазах – чистят зубы, ходят в туалет, моются. Мы вместе едим и спим. Если первые две недели это кажется романтичным, то потом начинает возникать напряжение и раздражение.
– Часто в плавании были ситуации, когда вам становилось страшно?
– Мне на берегу сложнее, чем в океане. Я думаю о том, как тут выжить, как семью прокормить и сохранить, оградить от этого сумасшедшего мира и его дурного влияния. В эти моменты мне становится страшно. А в опасностях часто не успеваешь испугаться. Бывает, на короткое время душа в пятки уходит, как будто молния пронзает, а потом страх исчезает и приходит надежда. Жизнь проще, чем мы думаем, и обычно все ситуации оборачиваются в лучшую сторону. Проблема современного человека – он чрезмерно живет в страхах, с этим надо бороться.
– В экспедициях были случаи, когда вам приходилось преодолевать свою слабость и малодушие?
– Когда экспедиция долго длится, хочется все бросить. Думаешь: все, с меня хватит, больше нет сил. Когда мы ехали по пустыне на мотоциклах – жарища страшная, солнце печет, жажда, мухи тебя облепили всего… Или когда шли на ладье – постоянные штормы, холод, корабль протекает, все мокрые, ложимся в сырой спальник, зуб на зуб не попадает, а еще и качает… Это частая болезнь путешественников – хандра. Когда она накатывает, с ней трудно совладать, и многие на этом этапе бросают все, уезжают домой, в хорошие условия. А потом начинают мучиться от того, что не преодолели трудности, не дошли до конца.
– Вы говорили о качке, а как с ней бороться? У вас есть какие-то рецепты?
– 95% людей в той или иной мере мучаются от морской болезни. Пока человек занят делом, например, стоит у руля, смотрит на горизонт, ведет корабль, ему некогда, и морская болезнь отступает. Тем, кого укачивает, нельзя долго находиться в кубрике, – там морская болезнь накрывает сильнее всего. Я тоже страдаю от морской болезни, ведь мне приходится много находиться в кубрике, заниматься картами и навигацией, заполнять бортовой журнал. Я нашел свои методы борьбы с качкой. Если лечь на палубу и закрыть глаза, то становится легче. Мне хорошо помогают жвачка и леденцы. Я слышал, что некоторых спасает рюмка водки с солью. Есть специальные таблетки, но это не дело – целый месяц их пить. Вообще, как правило, спустя три-пять дней нахождения в море человек адаптируется, и ему становится легче.
– В море и в пустыне может кончиться вода. Вы попадали в такие ситуации?
– Мы с братом остались без воды, когда шли на гребной лодке в 2005 году через Индийский океан. У нас сломался опреснитель. Пришлось включить спасательный буй. Нас подобрал норвежский корабль, который находился в 200 милях. Тогда мы осознали ценность воды. Мы думали, что вот в этот момент кто-то на берегу приходит вечером домой, набирает полную ванну воды и, недолго посидев в ней, спускает ее. И такое богатство – вода – уходит в канализацию. А нам бы ее – в ванной, наверное, литров 200 воды – хватило, чтобы пересечь океан.
Очень остро ценность воды ощущается в пустыне. Мы с братом на мотоциклах проехали всю Африку, пересекли семь пустынь Азии и Ближнего Востока. Когда подъезжали к какому-нибудь оазису в Судане, в Сахаре, мы наслаждались водой в колодце, пили ее, мутную и грязную, вместе с местными жителями из одной кружки. И радовались. Хотя на самом деле это была ужасная, отстойная вода из Нила, в которой может водиться все что угодно. Но мы из-за жажды в тот момент об этом не думали.
– Сколько нужно иметь человеку воды в пустыне, чтобы выжить?
– Если в день проходить примерно по 30 километров, то литров пять надо. Можно, конечно, и на двух держаться, но это уже будет выживание на грани жизни и смерти, особенно когда жарко.
Когда с братом шли от Арала до Каспия по пустыне Устюрт, а она считается одной из самых суровых в Средней Азии, мы израсходовали всю воду. И нас неправильно информировали местные жители, сказали, что пограничный пункт будет через 60 километров, а до него оказалось больше 80. Помню, мы поднялись на бархан и осмотрелись. На горизонте не было никаких признаков жизни, и животный страх начал обволакивать нас. Те, кто пережил его, знают, что в этот момент на человека наползает некое паническое удушье, как будто его накрыли подушкой и душат. Нечто подобное испытали и мы. Над нами чистое голубое небо, но у нас нет воды. Стоит иссушающая жара, и мы понимаем, что эта пустыня к завтрашнему дню убьет нас.
Что делать? У нас было пол-литра воды, и мы ее по глоточку допили до конца. Решили дождаться вечера, потому что днем идти неразумно, можно получить солнечный удар. Сидим. А у меня в голове только одна мысль – каждый час промедления «убивает» воду в нашем организме. Страх стал наполнять мое сознание. Я знал, что брат чувствует то же самое, и сказал ему: «Сань, надо бороться с этим паническим чувством. Давай встанем и помолимся о том, чтобы нам выйти к воде». И только мы встали, на горизонте разошлось марево и показалась вышка. Мы поняли, что это пограничники – по всей логике там должны быть они. Через несколько минут марево вновь заполнило горизонт, но у нас уже появилась цель, и мы знали, куда идти.
– А если бы эта вышка оказалась миражом?
– Обычно проверяется так – если кажется не только тебе, то это, скорее всего, не мираж. Одно и то же двоим мерещиться не может. Мы в 2008 году пересекали на мотоциклах «Иж» Нубийскую пустыню. Она тоже считается достаточно суровой. Там жизнь есть только вдоль берегов Нила. Дальше, на 400 километров до Красного моря, совершенно безжизненные пески, где нет даже деревьев. Мы, пять человек, ехали на трех мотоциклах, и у всех были миражи, но у каждого свои. Например, я отчетливо видел озеро и корабль, идущий по нему на всех парусах.
– Какие впечатления в Африке были наиболее яркими?
– Мы пересекали пустыню Чалби на севере Кении. Там есть пираты, только они сухопутные. Это сомалийские племена, которые свободно переходят через прозрачную кенийскую границу. Пираты останавливают туристов, особенно богато экипированных, на дорогих джипах, и грабят их. Нас они тоже остановили. Мы ехали с механиком на одиночном мотоцикле. Брат с видеооператором на мотоцикле с коляской отстал, его даже на горизонте не было видно. Пираты, с автоматами и патронажными лентами, перекинутыми крест-накрест на груди, показали жестами, что хотят есть и пить. У нас было три литра воды и штук десять лепешек. Я отдал им литровую бутылку воды и четыре лепешки, причем без всякой задней мысли, – я же понимаю, что если люди в пустыне без еды и воды, то надо поделиться. Они видели, что я отдал им треть нашего запаса. Спросили, откуда мы. Я ответил, что из России. В это время подъехал брат с видеооператором. Мы все стоим перед ними, бородатые, грязные. А потом сказали: «Ну, ладно, мы погнали!» Завели мотоциклы и уехали. По сути, они легко могли нас пристрелить, но обошлось.
– А с военными в Африке вы сталкивались?
– Однажды в Западной Сахаре мы пришли в аул, чтобы набрать воды. Зашли в чайхану, стали пить чай, а тут приехали военные и начали нас допрашивать, кто мы и откуда. Недалеко от этого аула, в песках, находилась марокканская военная часть. Арабы были очень недружелюбны. Хотя это понятно – какие-то чужаки ввалились к ним. Это было забытое Богом место, далеко от цивилизации, в 120 километрах от асфальтированной дороги. Мы полтора часа объясняли военным, что пришли по пустыне пешком, а они никак не могли в это поверить. Но потом отпустили. Хотели отправить нас на машине, но мы сказали, что у нас задача – идти пешком.
Иногда говорят, что дипломаты, консулы и другие чиновники представляют страну. Но это не так. Каждый из нас – маленький посол своей страны. Именно так надо относиться к своей личности. Ведь глядя на нас, будут формировать представление о стране. Я всегда это говорю участникам своих экспедиций. Каждый путник должен оставлять чистый след за собой и знать, что кто-то пойдет за ним.