Большего патриота, чем царь Петр I, на Руси, наверное, не бывало. Он был твердо уверен в том, что все понравившееся ему в Европе здесь тоже есть. Надо только хорошенько поискать. Когда знатные иноземные источники (в Карлсбаде, Пирмонте, Спа, Аахене) облегчили его страдания, он послал на Родину указ: «Господа Сенат! По получении сего велите доктору Шуберту искать в нашем государстве (а особливо в таких местах, где есть железные руды) ключевых вод, которыми можно пользоваться от болезней». Так началась российская бальнеология.
Царская забава
Доктор Шуберт, которого Петр сманил из Карлсбада, был отправлен исследовать термальные источники близ Терека. Доктор Блюментрост отправился в Карелию. Ибо дошел слух: на Кончезерском заводе есть целебный колодезь. Местный работник Иван Ребоев, который «скорбел многие годы сердечною болезнию… за оною болезнью чуть живо волочился», вылечился водой и молитвою за три сказочных дня 1714 г.
Блюментрост, исследовавший воду источника в 1717 г., ее «без меры хвалил». Обнаружив в ней железо, назвал ее марциальной – по имени планеты Марс, под влиянием которой, как считалось, находилось железо. В следующем году «следствовать оное водяное действо над людьми» отправили военного хирурга Равинеля. Тот опубликовал список излечившихся солдат Олонецкого батальона и список диагнозов, при которых помогает вода: кровавый понос, болезнь в диафрагме, боль в голове, спине, удушье, бессонница, отсутствие аппетита, болезни почек и печени и т. д.
Первой рекламой курорта стали медицинские книжки: «Подлинные дознания о действе марциальной кончезерской воды» и «Объявление о лечительных водах, сысканных на Олонце». Реакция была предсказуемой: люди, «высмотрев в реестре» свою болезнь, начали заниматься самолечением, предполагая главным условием выздоровления количество выпитой воды. «Сущие невежды» – написал Петр в очередном указе, отправляя Равинеля постоянным доктором на воды.
Главным пациентом на этих водах был сам Петр. Ну и еще некоторые родные, друзья и знакомые. Лечение было эксклюзивным – одновременно лечились всего 5–6 человек. Тем не менее брауншвейгский резидент Фридрих Христиан Вебер писал в 1720 г.: «Источник олонецкий вошел в такую славу, что в настоящее время он сделался почти универсальным лечебным средством в России. Целебное свойство воды главным образом состоит в том, что она очищает желудок и возбуждает аппетит».
Петр провел на здешних водах более 90 дней. Для него срубили деревянный дворец – 20 небольших комнат и зала. Дом стоял на сваях: строили максимально близко к источнику, а осушать болото было опасно – источник мог уйти. Вокруг дворца был деревянный настил, от дворца к источнику под шатром вела крытая галерея с белыми ажурными балюстрадами. Этой европейской красоте посреди карельских болот с комарами даже удивляться было некому. Местность была малолюдная, добыча провианта уже была проблемой: комендант просил, чтобы «быки и бараны с собой привозили… понеже они (т.е. больные) от такой воды все пережуют».
После смерти Петра дело заглохло. И когда в 1819 г. на марциальный источник попытался съездить Александр I, ему это не удалось: дорога заросла лесом, а гать сгнила. Царскую поездку на место славы предка удалось организовать только в 1858 г. – к приезду Александра II над источником поставили бюст Петра и новый резной шатер в мавританском стиле. Зато местные крестьяне в конце XIX в. рассказывали любознательным этнографам о том, как заморские доктора склоняли Петра лечиться только за границей, но тот в задумчивости пришел к Кончеозеру, где встретился с прекрасным юношей и белоснежным конем, ударом копыта вызвавшим из земли целебный источник. И Петр стал лечиться здесь.
Время бюветов
Даже Петр понимал, что марциальные воды расположены не самым удобным образом. На дорогу (для царя!) летом требовалось 9 дней, зимой – 3 дня. Но у нас великая страна, был уверен Петр, чего не хватишься, все можно найти. И только за XVIII в. нашли источники на Тереке (Чечня), в Астраханской губернии, в Сарепте (Саратовская область), в Курляндии (Латвия), в Иркутской и Пермской губерниях, в окрестностях Байкала, на Алтае и на Камчатке. Добраться в некоторые из этих благословенных и исцеляющих мест могли только специально снаряженные экспедиции, длящиеся не один год.
Аристократия лечилась на водах в Европе. Однако наступило время, когда ездить в Европу стало, мягко выражаясь, некомфортно: в начале XIX в. шли наполеоновские войны; российский император то дружил в Наполеоном, то воевал с ним…
Это поспособствовало расцвету липецкого курорта, хотя расцветом это можно назвать только на фоне пустыни. Источник здесь был обустроен в 1802 г., а в 1804 г. князь Николай Кугушев описывал свой курс в Липецке. «Первые дни по приезде моем в Липецк ходил я из любопытства по всему городу – искал украшений, думал найти памятники… Надобно представить себе большое село, украшенное пятью церквами, из коих три каменные… Липецк не значил бы ничего, если бы не было здесь минеральных вод». Инфраструктура отдыха отсутствовала: квартиры – беспокойны и до’роги, приток отдыхающих вызывает взлет цен, при этом приличных товаров в лавках не найти. Зато существовал антураж: «Речка Липец отделяет песчаный островок, разбитый дорожками, обсаженными по обеим сторонам соснами. На острове находится несколько лавок приехавших из Москвы купцов с разными товарами – много разбито палаток, в которых укрываются от солнца, иные освежают себя лимонадом, а любители карт убивают время за бостоном… Жизнь как бы похожа на какой-нибудь Карлсбад с его питьем вод, променадами в 4 утра и 6 вечера и даже кабинетом восковых фигур».
Через год начнутся разбивка парка, строительство ванн и, наконец, возведение павильона над источником: бювета (по-французски – распивочная) – обязательного украшения и центра любых вод. Приезжают дворянские семьи со слугами, врачами, гувернерами и т. д. В 1805 г. на одного специального пациента с семьей пришлось 56 слуг. Однако трудно сказать, сколько иронии было в комедии А. Шаховского «Липецкие воды, или Урок кокеткам» (1815), где один из героев говорил: «Мне сестра писала с восхищеньем, что воды жизнь дают, что Липецк рай земной». Не исключено, что как раз в этом месте зрители смеялись. После войны русская аристократия вернулась на европейские воды.
Курорт принадлежал то казне, то городу, то акционерному обществу, то снова казне. Достаточных средств не было никогда, курортников в лучшие времени приезжало несколько сотен, в худшие – единицы. Основной контингент – местные помещики, которым заграница была не по карману. Акционерное общество минеральных вод в 60-х гг., пытаясь поднять курорт, выпускало рекламные брошюры: «Помимо научных данных, Липецк – прекрасное место; свежесть, веселость, чистота, здоровье везде и во всем – это предметы постоянного наблюдения и удивления для приезжего… Улицы все вымощены и украшены каменными тумбами, стоки для воды выложены каменными плитами, ступеньки на крыльцах везде каменные… Все это придает Липецку более вид какого-то зажиточного, германского городка, чем русского уездного города… Как сообщал директор-врач Ф.Я. Новицкий, «вода липецких источников излечивает бледнокровие, малокровие, нервные страдания, расслабления, катары дыхательных, пищеварительных и половых органов, также ревматизм, дрожания, параличи и пр.».
Прирост больных в 70-е гг. случился (чему способствовали и распространение в обществе идей здорового образа жизни, и строительство железной дороги), но уже в середине 70-х оказалось, что ресурс курорта весьма ограничен. Не столько природно, сколько социально: жители города не хотели прилагать никаких усилий. За пределами водолечебницы начиналась неустроенная жизнь провинциального захолустья. Война акционерного общества с мельником, подтопляющим ключи, была безнадежной: «антагонизм и даже враждебные отношения городского общества к учреждению минеральных вод продолжаются с самого начала текущего столетия и произошли именно из-за мельниц, польза от которых всегда была для города понятнее, чем польза от минеральных ключей». Победила идеология провинциального города: пусть жизнь идет, как идет. В 30-е гг. уже ХХ в. о Липецке вспоминал уроженец здешних мест знаменитый летчик М. Водопьянов. «Славился Липецк своими кабаками, пьянками и драками. Кривые улочки уездного городка были застроены преимущественно деревянными домишками. Каменные дома принадлежали богатеям и чиновникам. Однообразно шла жизнь грязного и убогого города, и только летом он немного оживал, когда съезжались курортники на Липецкие минеральные воды»…
На статус российского аристократического водного курорта, хотя и с оговорками, в XIX в. мог претендовать Кавказ.
Кавказские минеральные воды исследовали еще при Петре, но использовать стали спонтанно: военные сначала в них просто мылись, потом – лечились. Поскольку почти весь XIX в. Россия на Кавказе воевала, контингент раненых на реабилитации был обеспечен. Вокруг «кислого колодца» (будущий Кисловодск) выстроили крепость. Император определил двух врачей при водах. И начали лечить. «Горячеводская (Горячие Воды – будущий Пятигорск) долина во время курса была постоянно уставлена от начала до конца кибитками, балаганами, палатками. При выходе в долину между оконечностью внутреннего хребта и берегом Подкумка для защиты посетителей от нападения черкесов были расположены лагерем, в виде полукруга, егеря, казаки и артиллерия. Вообще, картина, которая представлялась взорам новоприбывшего на воды при въезде в Горячеводскую долину, поражала своей необыкновенностью: она зараз напоминала и военный лагерь, и шумную провинциальную ярмарку, и столичный пикник, и цыганский табор».
До 1812 г. большинство «отдыхающих» купались в большой яме, вырытой вблизи источника, в 1815-м были построены дорога к источнику для экипажей и каменная лестница, а также купальное здание. Первые дома в Кисловодске были построены в 1819 г. В 20-е гг. нарзанные ванны (12 градусов) в Кисловодске для состоятельных людей подогревали за отдельные деньги, бросая туда раскаленные камни или ядра.
Военные сами строили и сами и лечились. Вход в ванны (а часто и все лечение) для них был бесплатен. Хотя в 20-е гг. вспомнили и о мирных жителях: заложили сады и бульвары, занялись благоустройством ванн и источников. Как записал Пушкин, бывавший в Горячих Водах в 1820 и 1829 гг.: «Здесь нашел я большую перемену…»
Ориентация на военных сохранялась долго: в 1851–1859 гг. здесь ежегодно в среднем «пользовались» 1300 человек: 60 % – нижние чины, 24 % – штабс- и обер-офицеры, 16 % – частные посетители. Для такого лечения нужна была военная закалка: «все неудобства жизни в крае, который едва выходил из неудобства своего походного положения; затруднения, встречающиеся при пользовании самими водами». Тем не менее курорт случился.
Главная забота любых ранних курортов – правильное общество, а не грамотная инфраструктура. Кавказские воды были нужны военным. На лечении офицеры – молодые люди из хороших семей – оказывались на досуге. Образовалась ярмарка женихов! Как говорил «водяной доктор» Вернер у Лермонтова: «Здесь на водах преопасный воздух: сколько я видел прекрасных молодых людей, достойных лучшей участи и уезжавших отсюда прямо под венец». Лермонтов документально точен в описании: семьи степных помещиков и военные на бульваре; ритуал приема вод, определяющий распорядок жизни; страсти водяного общества; угроза нападения черкесов… Вдруг все герои переезжают в Кисловодск! Время пришло: май и июнь лечились в Пятигорске, июль и август – в Кисловодске.
В 60-е гг. здесь еще было около 40 % военных, затем их количество снижается, но курорт уже живет, хотя и несколько опрощается (мещане и купцы из прилегающих областей и больших городов, больше четверти – больные сифилисом, около 23 % – нервными болезнями). Но если в 1870 г. приехало 586 человек, то в 1903 г. – 21 тысяча.
Фото ИТАР ТАСС