“Так называлась пивная в бойком портовом городе на юге России. Хотя она и помещалась на одной из самых людных улиц, но найти ее было довольно трудно благодаря ее подземному расположению. Часто посетитель, даже близко знакомый и хорошо принятый в Гамбринусе, умудрялся миновать это замечательное заведение и, только пройдя две-три соседние лавки, возвращался назад” (А. Куприн, “Гамбринус”).
Теперь этот портовый город вместе с его знаменитой Дерибасовской, на которой “открылася пивная”, находится в другом государстве. Много воды утекло с тех пор из Днепра в “самое синее в мире Черное море”. Разваливалась и восставала из пепла империя, темно-ржавые броненосцы в порту сменялись толстотрубыми пароходами, а те – гигантскими лайнерами, менялись режимы и правительства, городовые и мэры, цари и губернаторы, генеральные секретари и президенты… Но по-прежнему, прямо с тротуара на Дерибасовской, нырнув в узкую, всегда открытую дверь, преодолев такую же узкую лестницу в двадцать каменных ступеней, вы попадете в замечательное питейное заведение, освященное славным покровителем пивного дела королем Гамбринусом.
Два длинных, но чрезвычайно низких сводчатых зала примут вас, как принимали писателя Александра Куприна и президента Владимира Путина, президентов Украины, Польши и Израиля, рыбаков и кочегаров, веселых юнг и портовых воров, контрабандистов и лодочников, грузчиков и водолазов… Бывало, здесь “предавались с диким наслаждением разгулу, пьянству и дракам”, а сегодня… Хорошо еще если из двух десятков столов занято хотя бы три…
Оно и понятно: нынче кружка пива стоит столько же, сколько рюмка водки. Эти стены помнят керенки и золотые червонцы, пятаки и рубли, которые сменились гривнами и долларами… Но какие бы купюры ни шуршали в кошельках, какая бы погода ни стояла на дворе, в Гамбринусе всегда можно было услышать “страстно-тоскливые и проклинающие звуки” скрипки. К кому бы ни переходил отчаянный портовый город – к красным или к белым, к России или к Украине – неизменно “среди портовых и морских людей” скрипач из Гамбринуса “пользовался большим почетом и известностью, чем, например, местный архиерей или губернатор”. Что бы ни случилось в этом мире, “неизменно каждый вечер к шести часам… со струн… скрипки плакала древняя, как земля, еврейская скорбь, вся затканная и обвитая печальными цветами национальная мелодия”.
Когда-то очень давно, в кажущейся сегодня нереальной жизни Осип приходил сюда послушать старого кабацкого музыканта и выпить с ним кружку пива. Старик казался ему вечным. Может, это именно его и слушал Куприн в Гамбринусе? Тогда, это именно его скрипка “вспоминалась изредка в Сиднее и Плимуте, так же, как в Нью-Йорке, во Владивостоке, в Константинополе и на Цейлоне, не считая уже всех заливов и бухт Черного моря, где водилось множество почитателей его таланта из числа отважных моряков”. Осип завидовал старику. Попасть сюда – на эту самую престижную для него сцену мира – он мечтал всегда. Мечта сбылась 26 лет назад. И теперь уже он, Скрипач, выходит на эти благодарные подмостки. Трудно себе представить Гамбринус без его виртуозной скрипки.
…Однажды русский полковник подозвал официанта и, показав на Скрипача, по-военному коротко скомандовал: “Налей ему водки!”. Официант наклонил бутылку над попавшейся под руку пивной кружкой. Полковник, наблюдая, как парень демонстративно медленно опустошает бутылку в пузатую емкость, не останавливал его. Офицер лишь испытующе смотрел на Скрипача. Осип тоже молчал. Затем, не моргнув и глазом, опорожнил в себя полную кружку водки и заиграл какую-то очередную “Разлуку”.
“- …за ваше здоровье. Иди же сюда, черт, печенки, селезенки, если тебе говорят.
– …вы должны непременно от мене выпить… Нет, нет, нет, я вас просю. И потом сыграйте “куку-вок”.
– …это же подлость. Я деньги дал и уже двадцать раз прошу: “В Одессу морем я плыла”!
Когда-то за песню ему могли дать даже рубль, а пиво в Гамбринус заливали прямо с улицы – через специальную трубу, и кабак был полон народу до утра. Пышнотелые грудастые официантки, едва успевая разносить посетителям по шесть-восемь кружек, перекачивали в них литров пятьсот этой живительной влаги в смену. Народ орал “Шаланды полные кефали…”, вспоминали “Темную ночь…”, пели задушевные советские песни. Нынче не то, что давеча… Теперь, сокрушается Скрипач, в иных ресторанах – вот Куприн бы не поверил! – музыкантам запрещено играть русскую музыку. Осип, слава Господу, играет.
Почти каждый вечер терзает он свою душу на кабацкой сцене. Плачет скрипка про боль и грусть, про любовь и страсть, про роковые встречи и безвозвратные разлуки… И нет печальнее этой печали, и нет радостнее этой радости, и нет горестнее этого горя. И нет никому дела до его грусти, до его жизни – до того, что Скрипачу страшно уйти с этой сцены даже на время. Страшно, потому что конкуренты – молодые и рьяные – наступают на пятки. И наяривают “под фанеру”, получая за это в четыре раза больше, чем он – за живую музыку. Только зазевайся – займут твое место, а годы уже не те… Кому дело до того, что за свое высокое искусство – искусство выразить чужую боль и печаль – Скрипач получает жалкие гроши. На них впору разве что выпить, вспоминая те самые встречи и разлуки, которые так виртуозно оплакивает его скрипка.
А выпить Скрипач, как вы уже поняли, не дурак. Ой, не дурак… Он запросто смешивает пиво с водкой – смертельный номер! Капля водки в пиве, как говорят в Одессе, убивает насмерть. Но Осип, как фокусник, опускает мизинец в стакан и сбрасывает с пальца ту самую, смертельную, каплю, обезвреживая таким образом убойный коктейль. В Гамбринусе всегда “пили… серьезно. В нравах этого заведения почиталось особенным шиком, сидя вдвоем-втроем, так уставлять стол пустыми бутылками, чтобы за ними не видеть собеседника, как в стеклянном зеленом лесу”.
Нынче так уже редко пьют… Вот президент Польши угостил Скрипача… ста граммами, а израильский да украинский налили и того меньше – по пятьдесят. Кто знает, как посидел бы Скрипач за рюмкой с президентом Путиным, доведись им встретиться в Гамбринусе… Но в тот день, когда российский президент заглянул в знаменитую пивную, у Осипа Борисовича был выходной. Приятель позвонил, мол, давай сюда срочно, тебя тут Путин ждет. Но не знала того охрана, оцепившая весь квартал на всякий случай, вот и не пропустила Осю к родному кабаку. Интересно, что сыграл бы Скрипач президенту? За 26 лет он, как говорят в Одессе, нутром чует людей: “Человек еще только подходит ко мне, чтобы заказать мелодию, а я уже наверняка знаю, что ему надо”.
…Мучает вас дефолт или подагра, сварливая теща или безбожные налоги, война на дворе или перестройка – есть нечто непреходящее в жизни. Что бы ни случилось с этим миром, в Гамбринусе по-прежнему будет плакать скрипка, будто душа человеческая стонет от боли. И нет этой боли предела…
Галина Калинина Фото Александра Крестникова
