– Ноги из стремян! – разносится над горами. Цепочка всадников, медленно бредущих по склону горы, послушно исполняет приказ проводника – молодого карачаевца с бездонными темными глазами и трехдневной щетиной. Кони медленно ступают по тропе, вьющейся по крутому склону, шелестят высохшей на беспощадном солнце травой. Кое-кто из всадников только пару часов назад сел в седло – тут бы с коня не слететь. Но не смотреть по сторонам нельзя – вокруг разворачиваются безумной красоты пейзажи Карачаево-Черкесии. На лесистых слонах играют пятна света, над горами нависают свинцовые тучи…
– Спешиться, дождевики надеть! – вырывает из мира грез звонкий голос проводника-карачаевца.
Сначала мгновенно пропадает солнце. Потом из низких иссиня-черных облаков на леса, горы и спины коней обрушивается ливень. Такой, где отдельных капель нет, – кажется, что весь воздух превращается в безумно мечущуюся воду. Когда насквозь промокают ботинки и непромокаемый дождевик, я получаю первый удар по голове. Потом второй. За ним еще десяток, будто надо мной перевернули ведро со щебнем. Начинается град, который мы встречаем в горах, на высоте больше километра. Удары сыплются один за другим, ты закрываешься руками – и тут же получаешь по рукам. По спине, по голове и снова по рукам. Кони ошалело оглядываются, прижимают уши, выпучивают глаза и нервно фыркают. Они куда больше нас, им достается куда больше градин. Скрыться от бешенства стихии некуда – мы идем по альпийским лугам, таким милым в хорошую погоду и таким негостеприимным в плохую. Редкие пролески – два жидких дерева в восемь рядов – дают, скорее, иллюзию защищенности.
Мы выбираемся из-под укрытия деревьев, только когда градины мельчают до размера небольшой дробины. То, что дождь не прекращается, уже никто не замечает. Кони уверенно идут по заваленной градом тропе, с чавканьем опускают ноги в месиво из грязи и градин. К вечеру мы доходим до кошары – неуклюжего домика с кособоким столиком и нарами. Хоть какая-то крыша над головой среди бесконечных горных лугов, заросших травой по пояс. К вечеру небо полностью расчищается, будто бы недавнего буйства стихии не было, а промокли мы по какой-то нелепой случайности. Теплый закатный свет окрашивает белоснежные склоны великана – Эльбруса. Гора показалась нам в полный рост. Говорят, это большая удача.
Нехитрый быт
чабана Мурата–
домик-кошара,
верный пес, лошади и горы
Кони мирно щиплют траву, поводники-карачаевцы разводят костер, усаживаются кружком и начинают о чем-то разговаривать на своем каркающем языке. Повар Мурат с непроницаемым лицом точит нож. Худощавый, сухой, как сами скалы, карачаевец Алибек смотрит на громаду одинокой горы и хищно ухмыляется:
– Дядька-Эльбрус… Вы туда пойдете, – Алибек распальцовкой показывает куда-то в невидимую даль. – Там перевал, его до обеда надо будет взять. А то дядька как закрутит-завертит. Он большой, к нему все притягивается. После полудня все что угодно может случиться. Бывает, нагонит туман – на перевале дальше лошадиных ушей ничего не увидишь. Эльбрус у нас тамада. Если он скажет, карачаевца сдует… Всякого я повидал… Но такого, как сегодня, еще не видел.
Я смотрю на своего коня Батыра. Здоровенный, могучий, больше остальных, и слегка теплый на голову. Без него я бы сюда не дошел.
Картина жизни
– Чего загрустили? Не на динозаврах едем!
Всадники идут в колонне по одному – не тот случай, когда можно весело переговариваться, невольно скатываешься в созерцание и глубокие мысли. Мелкий моросящий дождь тоже не поднимает настроения. Возглавляет колонну крачаевец Джашар – стройный, в огромной черной бурке, вылитый лирический горец-герой из кавказских историй Лермонтова. Бурка не для выпендрежа, хотя стремление покрасоваться у горцев крови, особенно перед неуклюжими гостями из Москвы. Особенно перед девушками в составе группы. И все-таки бурка не для хвастовства – в холод в ней тепло, в жару прохладно. В ней же можно переждать дождь и переночевать. Универсальная горская одежда, которую даже сегодня можно спокойно купить в магазинах Карачаево-Черкесии. Чтобы хотя бы как-то взбодрить обстановку, Джашар едет спиной вперед и рассказывает самые разные истории:
– Видишь, вон там точки на скале? Это Алибеча в такую погоду барашков пасет. Вот такая доля у чабана. Живут на кошарах. Уходят в горы, когда сходит снег, и стоят там до белых мух. Дальше спускаются туда, где снега не так много. У нас все, кто скотоводством занимается, так в горы ходит. Не могу сказать, что вся республика так живет, но многие. А чем еще заниматься? Тут такой вариант, что без вариантов.
– Ну а ты чем занимаешься?
– Бывает, машины перегоняю. Бывает, еще что. Вариант всегда есть, без копейки не останусь. Но в горы все равно мотаюсь. Тут природа такая, такая красота – реки, озера. Мы это все видим, а больше никто не видит, и кажется, что этого нет. А знаешь, как хочется другим показать? Вот и водим туристов – мы и так все время в горах, а тут еще и по приколу.
Сейчас Джашар по приколу ведет в горы нашу группу, причем ведет по «изнанке» республики. Туристический Домбай и многолюдный Архыз давно прописались в путеводителях по Кавказу. Ущелье Бийтик-Тебе и Худесское, озеро Хурлакёль – эти названия что-то скажут разве что матерым походникам да выходцам из республики. А между тем здесь есть на что посмотреть. И дело тут не только в водопадах, бурных реках и оборотной стороне Эльбруса. Куда важнее, что здесь, в горных ущельях, проходит настоящая жизнь республики. Затерянные на склонах гор кошары, рассыпанные пестрыми точками по лугам отары и табуны. Из чащи доносятся нестройное блеяние и ругательства – это барашки зашли в лес, и теперь пастух пытается их выгнать. В этих местах конь – главная ценность и главный друг. Перегоны табунов, или, как тут говорят, косяков, ежегодный тяжелый труд. А конокрады – не герои сказок, а настоящая опасность.
Про конокрадов
– Знал я одного конокрада. Знаешь, как он табуны уводил? Был у него конь Цыган, – Джашар будто смакует имя коня, делая ударение на «ы». – Едет он на этом коне, видит табун. Спешивается, расседлывает своего Цыгана, снимает уздечку, все забирает и уезжает на такси, а коня отпускает. Через день ему Цыган весь табун к дому приводит. У коней это в крови – табуны отбивать и домой возвращаться. Дом был у этого конокрада под Белой горой. Настоящее укрепление, куда можно было забраться по узкой горной тропке. Там у него и загон, и кошара. Большой мастер он был ножом по дереву резать – весь дом себе резьбой украсил. Вот туда ему Цыган кобылок и приводил… Пристрелили потом этого коня, когда он очередной табун гнал.
Кажется, что Джашар рассказывает про хитрого конокрада с почтением, а про смерть коня с искренним горем. Должно быть, настоящий горец не может думать о смерти хорошего коня без грусти. И неважно, что у самого Джашара конокрады угнали жеребца («элитного, поэлитнее многих»), которого он растил как собственного сына. Угнали, как дорогой автомобиль, – по заказу, куда-то за границы республики. Ради хороших коней здесь готовы пойти на многое.
По закону гор
С законом в горах вообще все сложно: здесь важнее законов правительства законы гор. Неотвратимость наказания здесь чувствуется гораздо сильнее – потому что наказание идет от народа, от самой земли, от высоких гор. К примеру, обширные луга принадлежат чабану Мурату не по документам, а «по-братски». Мурат пасет здесь овечек и следит, чтобы заезжие не хулиганили.
– Если он увидит, что на его земле кто-то балует, он выйдет и попросит: ребята, не надо.
– А если ребята не послушают?
– Ты Мурата видел? – вскидывает брови Джашар. – Такого как не послушать…
– Ну а если?
– Возьмет карабин да одному-двум перестреляет колени. И ничего ему за это не будет. Мы всегда выбираем. Если правды проще добиться по закону, то мы идем по закону. Но так, чтобы виновный получил по полной. А если быстрее и строже будет не по закону – значит, будем сразу по-своему.
Найти маленького человека в больших горах просто. Здесь нет автомобильных дорог, но сеть конных троп сложилась давно и почти не меняется. Кем бы ты ни был – чабаном, охотником или браконьером, – ты все равно пойдешь по набитой годами тропе. И по этим тропам новости разлетаются не хуже, чем по каналам социальных сетей. Чабан услышал в одном ущелье выстрелы. Рассказал проезжему путнику. Путник передал другому чабану на другой кошаре. Кольцо вокруг неизвестного стрелка закрылось. Как бы он ни выходил через горы, его все равно найдут.
– Когда охотишься, бери ровно столько, сколько сможешь унести с собой. И обязательно часть добычи оставь на кошаре того, на чьих землях охотишься. Возьмет кто или нет – неважно. Это закон гор, уважение к горам. Мы знаем, что все, что есть в горах, – это наш неприкосновенный запас. И если мы все в горах поперебьем, повырубим, нашим детям природы совсем не останется.
Мы смотрим на эту самую природу. На зеленом склоне маленькая делянка, трактор ползет по круче и волочит за собой свежеспиленные стволы. Ему можно – это его земля, с которой он не возьмет больше, чем нужно.
– Ну что встали, – Джашар снова разрывает лирические мысли в клочья своим звонким смехом. – Тут метро не ходит, тут только на конях! Поехали!
Конь – крылья карачаевца
– Вот все боятся на Кавказ ездить, говорят, у нас тут одни абреки, – ухмыляется Джашар, а я невольно вспоминаю, как карачаевцы на каждом привале хладнокровно натачивали ножи до бритвенной остроты. – Все думают, что абреки – это беспредельщики, которые ушли в горы.
Но у нас в горах беспредельничать вообще не вариант – свои же найдут и накажут. Горы маленькие, народ весь один и тот же ходит. А звание абрека еще заслужить надо. Абрек – тот, кто ушел в горы из-за дел праведных. Между нами, я одного мужичка знаю, ему лет 65. Он уже 12 лет по горам скрывается, живет охотой, к людям особо не выходит. На него убийство хотели повесить, вот он и ушел. Как вернется с гор, уже не будет абреком. Будет среди людей жить и истории рассказывать из того времени, когда он абреком жил в горах. Такие это будут истории! Простому человеку у нас в горах бояться нечего. Будешь по горам ехать – заезжай в любую кошару. Там тебя накормят, согреют и спать уложат. Мне еще могут сказать: «Ай, опять по горам шорохаешься! А заходи!» А тебя вообще по приколу примут, чай-май, все дела. Если будет молодая девушка ехать – то же самое. Ее даже пальцем не тронут. Потому что эта девчонка – как сестра, будущая мать чьих-то детей.
Но чтобы добраться до таких «настоящих» гор, нужно пройти перевалы, ущелья и узкие конные тропы. Чтобы увидеть настоящую Карачаево-Черкесию, нужен конь. Карачаевцы, которые веками жили в горах, вывели особую породу – невысоких выносливых лошадок, идеально приспособленных для горных походов. И больных на голову – объездить такого коня и не убиться могут только профессионалы. Конь карачаевской породы во время объездки показывает все, на что в принципе способно лошадиное тело. На дыбы – мелочи. Брыкаться – сколько угодно. Коронный номер – встать в свечку и завалиться на спину так, чтобы лука седла вошла наезднику в грудь. Если в этой схватке силы и воли человек победит, то строптивый конь станет хозяину верным другом.
– Для карачаевца конь – это как руки, как ноги, как крылья. У нас человек сам за стол не сядет, пока коня не накормит. Иногда видишь, у человека конь худой, ребра торчат. Не в смысле, что он только что с гор спустился, а это его конь такой дома стоит. К такому человеку отношение уже неважное. Как он за домом следит, если он коня в нормальном состоянии держать не может?
Граф невесту привел
Но это в горах. Стоит спуститься, и понимаешь, как сильно несгибаемой карачаевской породе нужна защита – от жизни, от обстоятельств, от прогресса. Сегодня в республике почти не осталось сел, куда нельзя было бы добраться на машине. Пусть высокой проходимости, но все же. Конь по сравнению с «уазиком» безнадежно проигрывает в скорости и грузоподъемности, да и ухаживать за живым конем куда сложнее, чем за железным. Казалось бы, возникшая недавно мода на коней должна была изменить ситуацию к лучшему. Но это в теории. На практике модно иметь вороного коня, и неважно, какой он будет породы. На практике можно спорить о качествах коней так же, как фотолюбители спорят о качестве объективов, оценивая тестовые снимки и нереальное удобство в работе. На практике в ежегодных традиционных скачках побеждают не те, кто годами растил жеребца-победителя, а те, у кого оказалось достаточно денег, чтобы купить чистопородного скакуна где-нибудь в Англии.
Вот только книжные лошадники и английские красавцы не ходят в горы, не сидят у костра и не слушают горские байки.
– У одного паренька конь был, Граф, кличка такая, – мечтательно закатывает глаза Джашар. – Блатной такой, буланый, с белой проточиной на лбу. На свечке дорогу переходил. Его на скачки хотели поставить, не смогли – то фальстарт, то боком идет. Посадили как-то на Графа девку, конь понес, не остановить. Девка в седло вцепилась, орет! Как удержалась, не знаю. Должно быть, со страху приморозило. А Граф ее через поселок по дороге привез прямо к калитке дома того пацанчика. Разговоров потом было – Граф невесту привел… Да, красивая история. Но самое красивое в ней – это конь!
