Певчий Дроздов

Уже несколько поколений соотечественников воспитаны на его телерассказах о фауне планеты. Серьезный ученый, он действительно любит всякую живность, которая бегает, лазает, ползает, и умеет при этом о ней рассказывать доходчиво и увлекательно. 

Сегодня знакомый голос телеведущего можно услышать не толь

Николай Дроздов полон сил и творческих планов

ко в его знаменитой передаче-долгожительнице «В мире животных» и при дубляже документальных фильмов в жанре анималистики. Не так давно Николай Николаевич записал собственный музыкальный альбом «Вы слыхали, как поет Дроздов?». Мы не могли не поинтересоваться мотивами столь нетривиального проекта.

– Сейчас только шифер не поет! И я запел! – лаконично отвечает Николай Николаевич. – Вообще, я пою с детства. И все благодаря отцу. Он хорошо играл на мандолине, гитаре, замечательно исполнял русские песни. Его любимую «Из-за острова на стрежень» я спел у костра Джеральду Дарреллу. Великого писателя страшно возмутило, что Стенька Разин выбросил девушку из лодки только потому, что на него обиделись разбойники: «Как?.. Провел с женщиной ночь и даже не мог ее высадить на берег?» Песня Владимира Шаинского, по аналогии с которой я назвал свой диск, меня всегда немного забавляла, потому что слова там не вполне правильные: «не те дрозды, не полевые». Но таких дроздов не бывает! Есть горные, лесные, а полевых в природе нет! Я эту песню всегда привожу как пример незнания поэтами биологических особенностей.

– А те дрозды, которые на самом деле есть, они и впрямь все по-разному поют?

– Да, у них даже есть свои диалекты. Тут все зависит от леса – чем гуще лес, тем громче и четче надо петь. Поэтому, например, дрозды, живущие на Кавказе, поют хуже.

– Ходят легенды о вашей способности находить общий язык с животными. Кусали они когда-нибудь или нападали на вас?

– А как же без этого! Вот, скажем, мы снимали в Индии крокодилов для фильма «Рики-Тики-Тави». Чтобы их подманить ближе, скармливали им свежезабитых крыс. Когда они кончились, один из аллигаторов направился к ноге оператора. Мне ничего не оставалось, как ударить хищника палкой по зубам. Об этом мне стыдно вспоминать, потому что это насилие и бить палкой по морде никого нельзя, даже крокодила. В студии как-то меня укусила за руку обычная гадюка, и после этого я попал в реанимацию. Но самый нелепый случай произошел в Англии, в гостинице. Меня укусила дохлая оса, когда я делал зарядку – отжимался от пола. Она оказалась в ворсе ковра. Если нажать на брюшко этого даже мертвого насекомого, из него тут же выскакивает жало.

Не всегда встречи с животными так благополучно кончаются. Медведей на Камчатке я боюсь. Однажды мы были на Ключевой сопке. Нас предупредили, что в это время года медведь очень агрессивен, но мы все равно отправились в Долину гейзеров. Животные наблюдали за нами из кустов. Мы обошли их стороной и наткнулись на могилу японского фотографа, который, в отличие от нас, сунулся в пасть к медведю с камерой и стал его жертвой.

– Вы много снимали животных. Чем, на ваш взгляд, отличаются хорошие фотографии животных от плохих?

– На хорошей фотографии животное не только отлично видно и у него блестят глаза, но оно при этом что-то делает. Если это портрет, то в позе, выражении «морды лица» должны быть запечатлены характерные особенности животного.

– Каких животных вам больше всего нравится снимать?

– Больше всего люблю снимать животных в природе и, конечно, в действии. Я много раз бывал в Африке. Фотографировал слонов, львов, антилоп, жирафов. Порой долго выслеживаешь и все же упустишь какой-то интересный момент. Он уже никогда не повторится, так как дождаться, чтобы животное еще раз так сделало, часто нереально. Поэтому лучшие фотографии остались у меня в голове.

– Какое путешествие стало для вас самым незабываемым?

– Во время стажировки в австралийском университете я собирал материал для докторской диссертации, посвященной животному миру и охране природы пустынь. Тогда в одиночку совершил несколько путешествий в Центральную Австралию. Странствовал по Тасмании, Новой Гвинее, был на острове Кенгуру. Когда ты один, это особенно интересно и увлекательно, потому что сам отвечаешь за себя. В пустыню Центральной Австралии меня одного не пустили по технике безопасности. Там на сотни километров никого нет, и если что случится, помочь будет некому. Поэтому мы махнули туда вдвоем с коллегой. Больше месяца кочевали по безлюдным местам. Казалось, что если потеряемся, то нас никто не найдет. Мы все время держались определенных ориентиров, старались идти вдоль песчаных гряд и русел высохших рек. Ощущали себя первопроходцами. Это было незабываемо.

– Вы путешествовали вдоль Северного морского пути. Что вам запомнилось больше всего?

– Мы прошли по Севморпути на ледоколе «Ямал». Высаживались на Новосибирские острова, на остров Врангеля, шли через Берингов пролив. Самое удивительное – местные жители – оленеводы и охотники. А именно то, как они умеют жить, не отделяя себя от природы. Олени и моржи дают им практически все самое главное для жизни: еду, одежду, крышу над головой, орудия труда и материал для искусства… При этом они искренне уважают своих кормильцев. На Северном полюсе я был трижды. Два раза отправлялся туда на ледоколе и третий – на самолете. Самой интересной, конечно, была первая экспедиция. А самыми острыми – первые впечатления. Чем ближе ледокол подходит к Северному полюсу, тем толщина льда становится больше. Корабль давит лед носом, расталкивая трехметровые глыбищи. Они отворачиваются, и грохот стоит колоссальный. День и ночь идет ледокол, и все время слышен этот звук, даже когда находишься в каюте. И ты думаешь: «Как только переборки все это выдерживают?!»

Только на Северном полюсе ты можешь проникнуться тем, что стоишь на макушке Земли в точке, где нет ни запада, ни востока, ни севера. Во всех направлениях, куда ни посмотри, везде – юг. В полярную ночь солнца вообще не видно, оно как будто где-то под землей ходит. В полярный день оно не заходит и как бы все время идет по горизонтали по кругу вокруг вас. Утро, вечер, закат, восход – все эти понятия здесь стираются. Стоя тут, думаешь, что под тобой море, а на самом деле – трехметровая глыба льда, которая выдерживает даже садящийся самолет. Нельзя воткнуть палку и сказать, что тут Северный полюс, – она будет дрейфовать вместе со льдом. Поэтому Чилингаров вместе со своей командой опустились на дно Северного Ледовитого океана и там в точке Северного полюса установили российский флаг.

– Вы купались в Северном Ледовитом океане. Какие ощущения?

– Ледокол, отходя от Северного полюса, разворачивается, и за ним образуется широкая полынья. В ней очищают участок от обломков снега и льда. Вода там минус три градуса. Купание всегда начинает капитан. Он показывает класс – ныряет головой вперед, потом ложится крестом на воде, как на курорте, и делает несколько заплывов. За ним прыгают все остальные. Впечатления очень сильные. Под тобой 4000 метров глубины! Там не то что дна не достанешь, но даже если утонешь, на него не опустишься – по дороге съедят! Плавание получается оригинальным и, понятно, недолгим. Многие просто окунаются и с визгом выскакивают. Но больше круга и сделать нельзя. Затем надо срочно бежать на корабль и забираться в парилку.

– Как вы считаете, глобальное потепление – это реальная угроза?

– Ученые говорят, что края ледового покрова уходят все дальше на Север. С одной стороны, это облегчает использование Северного морского пути – не так много льдов. С другой, создает много проблем. Например, для белых медведей. Раньше они переходили по льду от одного архипелага к другому и попадали на острова, где находятся родильные дома самок. А теперь от края льда до острова чуть ли не сто километров. Не каждый медведь такое расстояние проплывет, но если он не достигнет острова, на котором залежи моржей, значит, не найдет себе пищу. Это серьезная проблема. Возможно, конечно, что сейчас идет только краткий цикл потепления внутри большого глобального цикла похолодания.

– Можно ли еще открыть новые виды животных?

– Их открывают ежедневно. Ведь моллюски, черви, насекомые, мелкие членистоногие, клещи, пауки – тоже животные. И их в некоторых группах даже больше неописанных видов, чем описанных. Многие из них, возможно, исчезнут прежде, чем мы узнаем об их существовании. Например, при вырубке деревьев в амазонской сельве. В Южной Америке, Западной Африке, Юго-Восточной Азии есть еще много густых, труднопроходимых лесов. Там можно найти новые виды птиц, мелких млекопитающих, например, грызунов.

– Некоторые фанатичные «зеленые» сегодня говорят, что человек – вредная плесень на лице земли, что звери лучше, «честнее» человека…

–Люди значительно лучше животных! У животных есть зачатки интеллекта, но нет души. Человека от животного отличает способность верить, возможность морального выбора. Не стоит приписывать животным человеческие качества: честность, благородство или, наоборот, коварство, хитрость. Хищник ловит и съедает жертву не потому, что он жестокий, просто иначе ему не выжить. Не существует «лебединой верности» или «львиной отваги» – это сказки. Есть животные-моногамы, которые по своей генетике запрограммированы и образуют пары на всю жизнь. Это выгодно для их вида. Или, например, я недавно узнал, что молодой лев, придя в прайд, первым делом загрызает старого льва, потом обходит самок и убивает всех их львят. Так он – инстинктивно, конечно, – стремится к тому, чтобы у львиц были детеныши только от него. С точки зрения человеческой морали – кошмар. Но это природный закон. Конечно, есть домашние питомцы, которые приобретают ряд как бы человеческих качеств. Они понимают своего хозяина, с ними можно разговаривать. Относитесь к ним и любите как членов своей семьи. Вообще, ко всему в жизни надо подходить с любовью!

Текст: Марина Круглякова