Для этих страниц, посвященных юбилею “Комсомольской правды” свою съемку предоставил корифей газеты В. Песков. Автор замечательных книг, многолетний ведущий телевизионной передачи “В мире животных”. Тема фотографий, снятых в разные годы, как видите, – отдых в России. Спасибо огромное, Василий Михайлович!
“Комсомолке” исполнилось 80 лет. Примерно треть этого срока я шел с ней в ногу. При семи главных редакторах. Разное видел, иногда умом не понять было, как держался этот свободный кораблик под алыми, в общем, парусами в бушующем море всяких цензурно-правительственных и партийно-жандармских ограничений.
Это была совсем другая журналистика. Иван Зюзюкин наставлял нас, желторотых, перед командировкой: ты первый день герою рта не давай раскрыть, ты про себя рассказывай, чтобы он понял, что ты и не журналист вовсе, а обычный человек, только очень любопытный. Во всех смыслах. А уж потом спрашивай и пиши – тогда дело быстро пойдет.
А великий и загадочный Евгений Богат (хотя он и не в “Комсомолке” работал, но – на Шестом Этаже было модно быть жадным до гениев) однажды меня выгнал с семинара, когда выяснилось, что я не знал, как именно сложилась судьба у одного из героев какого-то старого моего очерка.
Я тот свой стыд не забуду до конца дней… Как и ехидную реплику Славы Голованова “Вспотел-то не сильно?”, которую он на ходу бросил мне, спесью надутому индюку – я вернулся из командировки на какой-то медицинский конгресс, куда занесло и иранскую шахиню, и Эдварда Кеннеди, и я, понимаешь, среди них, на равных, и с блокнотом, и удостоверением, и все на меня смотрят… С той поры я реже потею и на индюка вроде меньше стал похож…
Так вот и воспитывали друг друга.
Каждому приходившему на работу в старую “Комсомолку” рассказывали страшную байку про Аджубея, которая с годами обросла невероятными подробностями, но суть сохранилась. Дело было так. Поздним вечером Аджубей пошел в туалет. Он был, если кто уже не знает, главным редактором газеты и всесильным зятем Хрущева. Работал, как зверь, уставал – редакция в те годы работала допоздна, временами журналисты позволяли себе расслабиться. Аджубей исключением не был. Ну так вот – идет он, стало быть, по коридору, а навстречу ему – незнакомый молодой человек в тапочках. Или в чем-то там таком, в общем, облегченном. Не в унтах, одним словом, что для нашего рассказа немаловажно. Аджубей останавливается и спрашивает юношу: “Ты кто такой? Я – Аджубей, а тебя не знаю! Ну, не важно. Повезло тебе, однако. Я вот медленно иду, а ты беги вприпрыжку в мой кабинет, сядь за машинку, напечатай приказ – такой-то и такой-то командируется на Северный полюс. Деньги возьми у меня в столе – хотя, зачем там тебе деньги? Полетишь на военном самолете. Только быстро, машина уже внизу”.
– Но как же я полечу, я ведь в тапочках?
– В тапочках… Хм… Как, говоришь, фамилия? Ты иди, иди, сынок, куда я сказал, только приказ такой напечатай: с такого-то числа такого-сякого числить… хм… помягче бы – идиотом, что ли? Нет… Уволить за профнепригодность и не подпускать к редакции на пушечный выстрел… А я вернусь – подпишу…
И разошлись они, как в море корабли. Аджубей в одну сторону, а тот юноша – в никуда.
Трудно теперь сказать, а был ли мальчик, но я помню, что мы, напуганные стариками, в тапочках по редакции не бродили и всегда держали в письменном столе аварийный набор того-сего, если вдруг придется прямо с места, не заходя домой, срываться в облака. Так и жили…
Да уж и отдыхали – на полную катушку. Заходит, помню, зав. отделом в прокуренную комнату и говорит: “Чегой-то мы нынче невеселые такие? Слушайте, а давайте махнем в Ленинград – там у Товстоногова премьера” – и все срывались, благо, что билеты на поезд стоили сущие копейки.
О том, что дня не проходило без праздничных именинных столов, я уж и не говорю – на этаже работало триста человек, так что практически каждый божий день был чьим-нибудь днем рождения. А редакция была – как большая семья. Оно, конечно, некие приметы кастовости существовали – у редколлегии был свой спецбуфет…
Газета была слугой сразу двух господ – партии и комсомола, и один из стариков, писавших очередную речь генсеку, как-то подслушал на Старой площади невероятное: самый главный, самый серый из кардиналов, Михаил Андреевич Суслов, орал матом по вертушке на самого главного секретаря ВЛКСМ: “Куда ты лезешь? Ты что, не понимаешь, что эта газета партии важнее всего твоего… комсомола…”
В конце пятидесятых Аджубей увел с собой в “Известия” человек семьдесят – думали, что все, каюк “Комсомолке”. Выжили. Видно, не в персоналиях тут дело, а в веселящем воздухе таланта, пофигизма и жизнелюбия. Ежели его нет, то ничего и не будет – хоть в лепешку разбейся, хоть каких профи собирай и хоть какие деньги им плати…
Коридор “Комсомолки” был хорошо утоптан. Мы еще застали тех, кто бегал тут рядом с Маяковским и Гайдаром. Успели послушать Евгения Рябчикова и рассказы Дудинцева… Он был вундеркиндом, начал писать рано – это его и спасло в сороковых. На Лубянке следователи от хохота покатывались, когда этот маленький – от горшка два вершка – журналюга делал им замечания о том, что они допрос, мол, не по форме ведут. Отпустили…
Среди комсомольских инициатив, с которыми выступал ЦК ВЛКСМ, были иногда совершенно безумные или анекдотические. Помню почтовую марку с лозунгом “Комсомольцы, зарыбляйте водоемы!”. Но многое было и по делу. Как правило, внятные молодежные инициативы либо рождались на Шестом Этаже, либо именно “Комсомолкой” на щит и поднимались – студенческие стройотряды, лагерь “Орленок”, который чуть-чуть не стал советским Итоном, но был разрушен придурками и негодяями, выборы директоров, МЖК, семейные клубы, семейные детские дома, педагоги-инноваторы… Сложнее всего приходилось Галке Подгурской – она руководила отделом комсомольской жизни, и через ее руки проходили отчеты с пленумов и съездов. И однажды даже случилось нехорошее. Галя читала-читала, зевала-зевала, да и вывихнула – безо всякого смеху! – челюсть. Хорошо, нашлись на этаже умельцы, вправили…
Да, теперь я уж точно знаю, чем займусь на склоне лет. Буду сам себе турагентом и туроператором – составлю маршрут по следам выступлений той, старой – великой и доброй – “Комсомолки”. Я буду купаться в роскоши общения с людьми – верю, что все, кого коснулась та “Комсомолка” своим крылом, – и сегодня живы. А может, сумма этих людей и есть НАСТОЯЩАЯ РОССИЯ? Так, может, айда туда?
Но начну я с посещения “царствующих” домов – династий. Семьи потомственных “комсоправдинцев” – Блатины, Долгополовы, Злобины, Корсаковы. Я им завидую – мои собственные дети выбрали другой путь, надежда – на внуков. Думаю, что наисчастливейшими на земле являются люди, которым и самим довелось побродить по зеленым коврам моей юности – самые романтически настроенные из нас называли коридор Шестого Этажа “стометровкой перед Стартом”, “взлетной полосой”, да как бы ни называть, все равно ощущение ветра и вечности я буду носить в своем сердце – всегда.
Валерий Хилтунен
