«Тверская Карелия» – это не придуманный журналистами нелепый штамп вроде «Подмосковной Швейцарии». Так еще более ста лет назад именовали целый район по берегам верхней Мологи, Медведицы и Тифины.
Услышав в автобусе местного рейса незнакомую речье, большинство приезжих недоумевают. Мало кто может представить, что в каких-то 250 километрах от столицы некоторым старикам легче общаться с московским журналистом через переводчика, а деревни с типично русскими названиями, как Лухново, Хмелевка, Овсянники или Еремеевка, их обитатели предпочитают называть по-своему: Чеккели, Гуммала, Каграпууста, Шало…
Здесь большинство жителей – карелы, а есть и деревни чисто карельские. В основном, самые далекие и глухие. Туда и отправился я в этнографический розыск.
В здешних домах, стоит запах сушащихся трав и лежащих в сенях припасов с огорода. В деревне не осталось никого моложе пенсионного возраста. Ольга Семеновна Белякова сказку прочла по-карельски, частушки. Они, правда, были не бог весть какими старыми – я разобрал в одной родное «колхоз»…
– Сразу здеся вот, крайний дом, брат живет, другой брат вот там, середине деревни живет… Здеся была лес, кругом лес была. Еще в подполе сейчас, еще корни. Глухой место было…
Что же заставило карел забраться в такую даль от своей прежней родины?
Бежавшие от шведа
Православные карелы переселялись на тверские земли из западного и северного Приладожья в основном в середине XVII века, спасаясь от шведов и их попыток обложить их непомерными налогами и обратить в лютеранство. Переселение началось еще при Иване Грозном, а может, и раньше, и длилось вплоть до начала XVIII века. Всего на территорию нынешних Тверской и соседних областей прибыло тогда около 50 тысяч карел. Русское правительство приветствовало их приход из-за «свейского рубежа», поощряло поселение на землях, обезлюдевших после «Смутного времени», после эпидемий «на государственных порожжих землях, где были леса большие и болота топкия». А первыми местами, где обосновались в тверских краях карелы, были окрестности сел Козлова в нынешнем Спировском районе и Толмачей в Лихославльском. С приходом карел связаны свои загадки.
Вопросы к переселенцам
Почему не сохранилось воспоминаний о самом переселении – массовом и длительном процессе, зато были предания о событиях, разворачивавшихся на тверских землях задолго до главной миграции? Или, вот название окружающего русского населения – «хорма». На всех родственных карельскому языках слово «русский» имеет корень «вен», но только не у карел, поселившихся в центре Тверской области.
Одна теория на этот счет связывает слово «хорма» с карельским названием иван-чая – «хорманхейня» («хейня» означает «сено»). Другая выводит «хорма» из слова «форма»: живя на новой родине обособленно, карелы в основном общались с русскими – представителями власти, служащими, солдатами, в общем, «людьми в форме». Да и в русских просторечных говорах это слово произносится как “хформа”. И, наконец, согласно третьей версии, «хорма» происходит от названия села Горма, произносимого по-карельски «Хорма». Лежащее некогда на важной дороге на Вышний Волочек оно было достаточно известным местом. Однако почему именно от этой деревни пошло название русских, объяснения нет.
Что бы ни означало это слово, но карелы на новых землях опередили в хозяйстве «хорма». Все по Марксу. Сказалось то, что большинство переселившихся были государственными, или казенными крестьянами и не знали ни крепостного рабства, ни общины. Благодаря своему трудолюбию карелы добились весьма неплохих результатов. В конце XVIII века толмачевские крестьяне – практически все карелы – считались самыми зажиточными в Бежецком уезде. Церкви с карельскими приходами, как отмечали многие в XIX веке, были в наиболее хорошем состоянии и содержались аккуратно: «карелы к храму своему усердны, набожны, к духовенству почтительны». Еще полторы сотни лет назад в некоторых из них можно было увидеть иконы, принесенные из Карелии – «очень древнего письма».
Не случайно, именно духовенство первым обратилось к изучению языка своей паствы.
Всяк народ обрядами богат
В 1820 году священник козловской церкви перевел на карельский язык и издал в Петербурге Евангелие от Матфея – первое печатное издание на карельском.
Редкая карельская деревня, даже и малолюдная, не имела раньше у себя часовни, хоть и небольшой. По их типу сразу можно было узнать, что жители этих деревень – карелы, «которые любят, чтобы при часовне были и колоколенки, а на них – колокола, хоть и малые, чтобы позвонить в праздничные дни».
На масляную неделю карелы, особенно пожилые, отправлялись в Осташков, на поклонение святому угоднику Нилу Столбенскому. До сих пор во многих деревенских домах Тверской Карелии можно найти вырезанные из дерева фигурки Нила, принесенные богомольцами.
Ревностные православные, карелы верили, однако, и в своих собственных духов и славились своими колдовством и магическими обрядами. Был, например, у них праздник – Кегри пяева, «День Кегри». Лишь книги старые да статьи сохранили о Кегри память. Кегри – поросшее шерстью существо, живет в лесу, за плечами сумка, куда забирает непослушных детей и уносит с собой. Он был как бы противоположностью верховного бога Юмала. Поздней осенью, в Дмитриеву субботу, пара-тройка весельчаков наряжались страшилищем – на голову надевали решето или горшок, шубу – наизнанку, ноги заматывали шкурами, и в таком виде появлялись перед окнами домов, пугали односельчан. Такой вот аналог славянского колядования и модного нынче на Руси “Хеллоуина”.
Многие языческие представления слились у карел с православными. Так, бог грома Укко стал ассоциироваться с Ильей Пророком. Все хозяйственные постройки у карел были населены духами, но особо они почитали баню – «кюлю»: в ней, считалось, обитает «хозяин бани». Ему на палати ставили шайку с водой, прежде чем мыться самим. А выходя – благодарили. Зимой девушки гадали в бане. В случае некоторых болезней знахарь велел топить баню, брал туда петуха, а больному предлагал подняться на полок. Поддавав жару, на полок поднимался и знахарь с петухом и начинал парить петуха, потом больного. Под конец выбегал из бани и обегал вокруг нее три раза.
Немало старых обычаев и суеверий у карел было связано с животными. Купив домашнюю скотину, вели ее домой и обращались к хозяину двора, чтоб тот принял животное. Совершался весьма сложный ритуал. Перед первым выгоном коров, хозяин надевал балахон, засовывал топор за пояс, брал икону Георгия-Победоносца, зажигал свечу перед иконой, ставил блюдце с тремя пирогами, яйцом, солью. Затем вынимал из-за пояса топор, выходил во двор и зарывал на три дня под воротами. После этого выгонял коров на улицу. А пастух, который получал все пироги и яйца в качестве гостинца, три раза обходил стадо с иконой.
Существовал у карел и обычай – когда повивальная бабка принимала ребенка, то пуповину хоронила в подполе со словами: «Где находится твоя пуповина, там должно быть и твое сердце». Теперь и этот обычай забыт. Да и разнесло карел не только по Тверской области, но и по всей России.
Оказавшись в тверской глуши, я чуть ли не первым делом, но с опаской – а вдруг, нет, позабыли, утратили – спрашивал о знаменитых карельских пирожках. Почему знаменитых? Да потому, что в прошлом почти все авторы, касавшиеся темы тверских карел, писали о кулинарных навыках хозяек-карелок.
Пирожки да пиво – уже праздник
В 1857 году «Временник Императорского московского общества истории и древности России» писал: «Корелки вообще славятся хорошим приготовлением разных припасов к столу, и особенно печением разного рода пирожков и овсяных блинов, которые при праздниках составляют изящность их стола». А в «Тверском вестнике» за 1881 год отмечалось: «Несмотря на то, что стол их беден мясом и все блюда готовятся из молока, яиц и муки, кушанья порядочной стряпухи-карелки могут удовлетворить прихотливый вкус, карелки – искусные мастера в приготовлении разнообразных блюд. Их мастерство всего выше в разного рода ржаных, житных печениях, за что у окружающих русских они и пользуются справедливым почетом мастериц».
Своего мастерства на этом поприще карелки не растеряли. Марья Дмитриевна Смирнова, в доме которой я остановился в селе Залазино, с вечера приготовила тесто. Мешала она его специальной палочкой – «хярми», доставшейся еще от деда. Старенькая женщина, жаловавшаяся на слабость после перенесенной операции, у печи была ловка и проворна. С огорода появилась капуста, из сеней – картошка и лук, из-под курочки – яички. В общем, утром, когда меня позвали завтракать – стол был поистине праздничным.
Из ржаной муки карелы делают два типа пирогов. Толстые, с начинкой наверху корки, зовутся «пийруа». С начинкой внутри – «кукко». Пийруа делают с толченой картошкой, с яйцом и маслом, иногда с гороховой кашей. С кашей пироги так и называют «кашташиями пийруа». В кукко идут соленые грибы, клюква, брусника, картошка, лук, рыба. Рыбные пироги называются «кала кукко», но все карелы жаловались мне: давно уже их не делали – раньше рыбу в Медведице руками ловить можно было, а сейчас и в магазине свежей рыбы не купишь.
Но самое удивительное – тверские карелы до сих пор варят домашнее пиво – «олут». В древности пиво варили и карелы, и финны – это отражено даже в «Калевале». Но традицию пивоварения чудом сохранили только тверские карелы. Даже поговорка у них есть: «Никак нельзя остаться в праздник без пива». Причем, как варится пиво, помнят не только старики, но и люди среднего возраста. Сейчас, правда, это случается нечасто, но бывает. И тогда, судя по рассказам, поговорку можно переиначить – «никак нельзя остаться с пивом без праздника». Процесс приготовления пива – долгий и кропотливый, но зато, и напиток получается! В некоторых карельских домах сохранились и деревянные «олут каппа» – специальные ушаты для пива, я уж не говорю о другой деревянной, домашнего изготовления посуде.
Это и понятно – и на своей прародине, и здесь, на тверских землях, жили они всегда в лесистых местах, поэтому кроме земледелия занимались обжигом угля, выгонкой скипидара, канифоли, изготовлением дегтя, деревянной посуды, саней, колес. Показывали мне даже старинный карельский стол на полозьях – правда, для чего он служил, уже не помнят, но сохранился.
До сих пор в некоторых домах сохранилась и чисто карельская примета – в первой комнате за сенями, в «прихожей» – в старых домах кровать стоит: когда в избах бывал, показывали. Зачем? Все только разводили руками.
Вновь обретенное
В течение трех веков карелы смогли сохранить свой язык и культуру, потому что жили в основном изолированно, в отдаленных деревнях – но именно такие и были обречены. 90-е нанесли последний удар по небольшим деревням.
Первым лучиком надежды на возрождение родного края стало созданное в 1990 году в Твери Общество культуры тверских карел. Его председатель Михаил Орлов в 1992 году составил и выпустил букварь тверского диалекта карельского языка. В высшей степени символично, что презентация «Bukvari» Орлова состоялась в школе его родного села Козлова, того самого, священник церкви которого за 170 лет до этого опубликовал первое издание на карельском.
Ежегодно в разных районах стали проводиться фестивали культуры тверских карел. В нескольких сельских школах началось факультативное преподавание карельского языка. В Твери стала выпускаться газета «Карьелан шана». А недавно вышла и книга для чтения для детей на карельском.
Вполне объяснимо, что и букварь Орлова, и книга для чтения были изданы не в России, а в Финляндии. В университеты Хельсинки и Йоэнсу теперь приглашают на стажировку преподавателей из Твери. В 1998 году Посольство Финляндии провело в Москве День тверских карел. Там среди прочих гостей выступал и Станислав Тарасов – мой хозяин: за день до этого вышел сборник его стихов «Oma randa» – «Свой край».
Несколько лет назад я гостил у него – по профессии охотника-егеря, а по призванию поэта, в деревне Васильки. Стихи у него обо всем, но больше всего в них слышишь боль по утрате корней. «Когда слушаешь, как карельские песни поют старики и старушки, словно в старинные ворота входишь. И становится страшно от мысли, что их могут закрыть…» – перевел мне он строки одного из стихотворений.
Чтобы эти ворота окончательно не закрылись, была и создана в 1997 году Национально-культурная автономия тверских карел. Не важнее ли попыток воссоздания национально-территориальных единиц возрождать язык и национальное образование, перенеся акцент из области идеологии на культуру? Когда в первый раз гостил я у Станислава Тарасова, он поведал мне о своей мечте – восстановить в Васильках на прежнем, освященном фундаменте, часовню, разрушенную в 20-е годы… «Все, уже заканчиваем, – сказал он мне, когда мы встретились в финском посольстве. – В деревне сумели сберечь крест 1815 года. Его и поставим над часовней».
Недавно я вновь побывал в Васильках. Стоит часовенка!
Похоже, вера в свой край возвращается. С ней укрепляется небольшой фрагментик этнически многообразного богатства России. Отдельно взятый кирпичик генофонда – общего, российского.
Длинные корни, но тонкий стебелек
В сундуках у карельских старушек еще можно найти и платки с традиционной вышивкой. Среди этих узоров есть «дигозет» («гуськи»), «шоржозет» («уточки») и «куккозет» («петушки») – главные элементы древних орнаментов. Еще лет семьдесят назад карел можно было узнать по одежде – они не носили лапти, кушаки – подпоясывались ремнями. Уроженка Толмачей Вера Ивановна Данилова, ныне живущая в Тульской области, так вспоминала карел во времена своей молодости – «европейцы, люди культурные, чистоплотные, добрые, терпеливые, трудолюбивые, мастеровые». Но в 1930-е годы все стало меняться.
… Образованный 9 июля 1937 года Карельский национальный округ с центром в городе Лихославле в составе пяти районов с карельским населением просуществовал только до весны 1939 года. Отношения с Финляндией, с которой карел связывает этническая и языковая общность, стали портиться. На все, что было связано с карельской культурой и любыми проявлениями карельского национального самосознания обрушились репрессии.
Хотя в 1939 году большинство следственных дел из-за абсолютной абсурдности обвинений было прекращено, а арестованные, кроме умерших в тюрьме, освобождены, карельскому языку и карельской культуре был нанесен непоправимый урон.
…В жаркий августовский полдень я возвращался из Лухнова. Узнав, что я «по карельской теме», водитель тут же сказал:
– Да я сам карел.
Так как в его речи я не услышал не то, что акцента, даже специфического говора, я спросил:
– Что, и язык карельский знаете?
Тот слегка поморщился:
– Нехороший язык.
– ?
– В армии очень мешал, в городе. Рода путал. Смеялись многие. Нехороший язык.
Древние руны, которые в начале прошлого века Элиас Леннрот собрал вместе, чтобы явилась свету «Калевала», тверские карелы если и знали когда-то, то утратили настолько давно, что еще в середине позапрошлого века в заметках о карелах Кашинского уезда говорилось, что поют они только русские песни, кроме одной. Сохранились, правда, карельские плачи-причиты «питкявиржи» («длинные песни»), которые еще помнят некоторые старушки. «Виржи», скорее всего от русского «вирши».
Один живущий ныне в Твери карел рассказывал, что когда он в 1953 году приехал с бабушкой в город на рынок, она твердила ему: «Только не говори по-карельски». Скрывали свой язык. И страшно было, после предвоенных-то репрессий, и стыдно даже – вроде как «некультурные». А были европейцы… Хрупкая вещь, культура.
Урбанизация, унифицирующая паспортизация и естественное обрусение карел снизили за 70 лет их численность в области в семь раз! И все-таки, по некоторым оценкам, реальное число карел, проживающих сегодня в Тверской области, достигает 170 тысяч человек! Так что, возможно, на Верхней Волге карел если не больше, то, по крайней мере, не меньше, чем в самой Карелии!
Никита Кривцов
фото автора
Как добраться?
На автомобиле по трассе
Москва – СПб (Е-95) с поворотом на Лихославль.
Далее до Толмачей.
Поездом до ст. Лихославль
по трассе Москва — СПб.
Средняя стоимость билетов – 100р.
Далее автобусом до Толмачей.
Средняя стоимость билетов – 80р.
