ГРИГОРИЙ АНТИПЕНКО У КИНОРЕЖИССЕРОВ НЫНЧЕ НАРАСХВАТ. ДА И В ТЕАТРЕ ВАХТАНГОВА ОН ОДИН ИЗ ВЕДУЩИХ АРТИСТОВ. НО ПОМИМО ТЕАТРА ЕСТЬ В ЕГО ЖИЗНИ ОДНА СТРАСТЬ, КОТОРУЮ ОН НЕ ПРОМЕНЯЕТ НИ НА ЧТО НА СВЕТЕ. РАЗ В ГОД ГРИГОРИЙ В ОДИНОЧКУ ШТУРМУЕТ ВЫСОЧАЙШИЕ ВЕРШИНЫ! В ЕГО АКТИВЕ УЖЕ ЕСТЬ ТРИ СЕМИТЫСЯЧНИКА – ПИКИ ЛЕНИНА, ХАН-ТЕНГРИ И КОРЖЕНЕВСКОЙ.
Григорий, насколько я знаю, в прошлом году ваш поход в горы закончился неудачей…
– Это правда. Так быстро горы меня не возвращали! Я сорвался на третий день восхождения, пролетел приличное расстояние, разодрал всю одежду – в общем, оставил зарубки на память.
– Что-то сделали не так?
– Мне казалось, что все продумал до мелочей, физически был готов на все сто, но… Происходит случайность. Доля секунды замешательства, неуверенности в себе… И все – дальше уже не остановишь этот процесс. Но ничего страшного! Никогда не жалею о случившемся.
– Известно, насколько опасный вид спорта – альпинизм. Однако люди упрямо берут в руки ледоруб и – вперед. Почему идете вы?
– Во-первых, влечет туда смелых людей и их же губит тщеславие. Желание стать первопроходцем, покорить высоту! Во-вторых, горы сейчас – это доходнейший бизнес. Погибших смельчаков там действительно много, я сам не раз даже ночевал рядом с ними. Их трупы на большой высоте не разлагаются, мумифицируются, а чтобы снять их оттуда, требуются немалые деньги. В лучшем случае их безымянные могилы слегка забросаны камнями…
А зачем иду я? Не буду скрывать, звание «Снежный барс» тешит мое самолюбие. Тем более что мне до него из пяти семитысячников осталось два. Но никаких иллюзий по поводу серьезных спортивных достижений в горах у меня нет. Отчасти поэтому и хожу один: нет стремления с кем-то соревноваться. Каждое восхождение – это точка отсчета. Там я успеваю передумать все, что было за год хорошо, что плохо, что сделал, что нет, намечаю планы на будущее. Отдыхаю от суеты и собственных слабостей. И практически уже не могу без этого: отказываюсь от всех проектов на этот период, какими бы интересными они ни были. 20–30 дней в году меня просто нет.
Актер привык находиться в обществе красивых женщин.
– Только честно: страшно?
– Да, можно и не вернуться. Я много раз попадал в экстремальные ситуации, замерзал, срывался… Просто я хожу туда жить, а не умирать. Это моя душевная амбулатория. В каком-то смысле ты в горах всеми этими бесчисленными камнями, лавинами сдираешь коросту с души. Потом летишь на вертолете вниз, к людям, после почти месяца восхождения, а из глаз потоком льются слезы радости и благодарности. И снова чувствуешь себя ребенком, счастливым просто так.
– Берете с собой какие-нибудь амулеты, книги?
– Ничего. Ни во что сильно не верю. Я православный человек – со мной крестик мой. И ощущаю себя защищенным.
Антипенко в роли промышленного альпиниста: немудрено, что трюки он выполнял самостоятельно.
– В детстве вы мечтали о путешествиях, научных экспедициях. Как же стали актером?
– Знаете, какой парадокс? Я ведь в этой жизни – интроверт, аскет, отшельник, могу месяц провести без общения с людьми – и отлично себя чувствую. Разговариваю сам с собой, как сумасшедший, и мне есть о чем с собой поговорить, поверьте. Но параллельно во мне живет колоссальная, совершенно необузданная потребность вырваться из этого абсолютно счастливого одиночества и рассказать людям о своих переживаниях. Так что мой приход в актерство – это фактически как воздух, как хлеб насущный.
Все получилось случайно. С детства я действительно очень серьезно занимался биологией, готовил себя к карьере ученого. Но в какой-то момент засомневался. Два с половиной года учебы в фармацевтическом училище показали мне, что даже если сбудется моя мечта и я буду путешествовать, изучать, наблюдать, то все равно 60–70 процентов времени – это аналитическая работа за столом. А я за столом в принципе не способен усидеть 15 минут. Не мое! Дальше – бесконечная череда стечений обстоятельств. Вдруг возник мой знакомый, который работал монтировщиком в Большом театре. Я вспомнил, что когда-то занимался в театральной студии, и меня это сильно зацепило. Подумал: может, мне тоже устроиться в театр монтировщиком и там, на месте, разобраться в себе? Совершенно случайно оказалась вакансия в театре «Сатирикон», и это решило мою судьбу. Через год я понял, что хочу поступать в театральный…
В сериалах порой приходится учить кипу текстов за два дня.
– В итоге нашли себя в профессии?
– На данный момент времени – да. Хотя быть артистом – это великий, бесконечный труд. Здесь никакой, даже самый громкий успех не гарантирует фривольного и счастливого пребывания – слишком много подводных камней, на которые напороться – как нечего делать! Каждая роль – это очередной рубеж, это психические, физические и эмоциональные траты, а любой «стоп» означает автоматический выход из профессии, она не имеет остановки. Но у меня есть внутреннее ощущение, что я на правильном пути.
– Как киноактера вас прославила роль Андрея Жданова в сериале «Не родись красивой». Его крутят по нескольку раз в год, а рейтинги только растут. Как думаете: в чем такой феномен?
– Объясняется «феноменально» просто – там была честная работа. Это был еще тот славный период оголтелого, бессознательного творчества, когда желание творить было значительно сильнее желания заработать. Поэтому и режиссеры не спали ночей, придумывая, как снять. А актеры с толстенными кипами текстов в руках на следующий день стремились за одно-два прочтения это выучить и талантливо сыграть. Могу сказать, что для меня сериал «Не родись красивой» стал отличной школой. Другое дело, что этот продукт сегодня не дает мне жить нормально: по большому счету меня «не видят» режиссеры.
Сериал «Не родись красивой» сделал знаменитыми Антипенко и Нелли Уварову.
– Разве? Ведь в вашей фильмографии около 30 больших ролей!
– Нет, не могу сказать, что все абсолютно впустую – у меня были неплохие работы. Например, в «Талисмане любви», где я сыграл классного злодея. Ценю свою роль брачного афериста в комедии «Бальзаковский возраст, или Все мужики сво… 5 лет спустя». Вот такой гротесковый материал очень люблю: я там – как рыба в воде. Но ролей, которыми можно гордиться, назвать яркими творческими победами, пожалуй, не было. Как правило, режиссеры просто клишируют мои предыдущие удачные работы: снялся в роли начальника, и пошло – начальник. Или однотипный герой-любовник. Скучно! Порой читаю сценарий, и сразу участвовать в этом не хочется.
– Поэтому целый год нигде не снимались?
– Да, я решил взять паузу и сосредоточиться на театральных работах. Благо, Театр имени Вахтангова, где я отыграл этот сезон, такую возможность дает. Понимаю, что, отказываясь от кино, потеряю связи в кинокругах, будет меньше предложений, ажиотажа вокруг тебя…
Спектакль «Медея» потребовал древнегреческого трагизма.
– И денег, что немаловажно: ведь у вас трое детей.
– Согласен. Не могу себе позволить купить квартиру, новую машину…
– ?!
– Да, я живу на съемной квартире, езжу на старой, но горячо любимой машине. И – уверяю вас – прекрасно себя чувствую!
– Григорий, если начистоту: вам хочется стать секс-символом? Чтобы узнавали в любой точке страны, чтобы ходили в театр «на Григория Антипенко»…
– Я хочу, чтобы все было по-честному. Хочу играть великие роли и быть достойным этих ролей. И чтобы на этом материале вокруг меня появилось новое поколение поклонников, которое не смотрело сериалы, не в обиду тем, которые уже есть, – я им очень благодарен за верность. И при этом не хочу ни авансов, ни снисхождения.
– Армен Джигарханян загадочно сказал: «В нашей профессии есть болезни пострашнее звездной». Что самое страшное для вас?
– Потерять интерес. Пока я чего-то хочу, я буду биться в кровь. Подниматься и опять биться…
– Появление в вашей жизни популярности, желтой прессы сильно мешает жить?
– Меня профессия сильно не поменяла. Я научился коммуникабельности, но все равно остаюсь аскетом. Почти не даю интервью, не хожу на тусовки, на всякие светские рауты – меня подобные мероприятия дико раздражают. А что касается поклонников, то они у меня по большей части люди взрослые и воспитанные.
Долгое время спутницей жизни Григория была актриса Юлия Такшина.
– В каком порядке вы бы расставили свои жизненные приоритеты? Семья, дети, любовь, творчество…
– Семью и детей я никогда не ставлю на какое-то место, потому что это всегда особняком здесь (показывает на сердце). Любовь? Безусловно. Но сейчас тот славный период в моей жизни, когда страсть к женщине не соперничает со страстью к профессии.
– А раньше, насколько я помню, вы часто были героем всяких таблоидов: то «Антипенко влюбился», то «Антипенко бросил»…
– Раньше ой чего только не было! Что тоже важно, потому что если человек не способен на всякие идиотские прекрасности и чудаковатости, то зачастую вообще непонятно, зачем он приходил в этот мир. А я человек подвижный, способен на прекрасные безумства. Но сегодня почти все мое пространство занимают творчество и горы.
– Вы как-то сказали, что театр и горы имеют много общего. Что именно?
– И здесь и там возникают ситуации, при которых ты можешь сломаться. И готов сломаться – все тебе в твоем сознании говорит: «Пора, ведь сил уже нет никаких – ты на грани возможностей». Но если ты не сломался, то переходишь на следующую ступень.
– В разговоре вы довольно часто используете альпинистскую терминологию: вершина, грани возможностей…
– …А еще мне слово «восхождение» так нравится! Изумительное слово! Я считаю, что вся жизнь человека – восхождение. Ты послан сюда для того, чтобы совершить некое духовное восхождение. Понять, чего стоишь и на что способен. Как говорят: ваше кредо? Вперед и вверх! Я – человек диагонали.
– В ближайшее время две оставшиеся до «Снежного барса» вершины будете штурмовать?
– Конечно, попробую. Одну хотя бы – точно. А там посмотрим.
