Стоя на вершине холма, чабан Мухтар хозяйским взором осматривает ущелье и начинает водить пальцем по склонам близлежащих гор: «Вон там пещера глубокая… Там – водопад… Вон в той роще домик, где Гагарин жил. А там – Китай».
Чабан залихватски сдвигает на затылок видавшую виды кепку и засовывает руки в карманы. Мы знакомы с ним всего пару часов, но я верю всему, что с такой искренней любовью Мухтар рассказывает про свою маленькую страну.
На зеленой траве рассыпанными точками виднеется бессчетное стадо овец – собственность и гордость Мухтара. В распадке – небольшой сарайчик, к которому мы спускаемся с нашего наблюдательного пункта. Рядом с сараем – видавшая виды «Вольво». Последние несколько лет городской автомобиль использовали явно не по назначению – возили всякую всячину, в том числе скотину, птицу и собак по ухабистым горным дорогам. Вокруг машины бегают ребятишки, завернутые в цветастые одежки. Машина в их рейтинге интересов на уровне камня или бревна: можно залезть, можно спрятаться за ней или поиграть вокруг.
За ребятней усталым взглядом присматривают старик в тюбетейке и старуха в пестром платке. Настоящая кочевая жизнь из старых историй про кочевников, из эпоса «Манас». Только все это происходит наяву.
Мы подходили к этим людям с неуверенностью, непониманием, как знакомиться и о чем разговаривать. Но неожиданно все произошло само собой. Несколько слов, искреннее любопытство с обеих сторон – и вот уже нас втянуло в водоворот абсолютного гостеприимства.
Миниатюрная горная страна Киргизия (местные жители справедливо настаивают на более корректном Кыргызстан) за последние несколько лет практически полностью выпала из поля зрения путешественников. О бывшей союзной республике в новостях последний раз вспоминали, когда там разразилась революция с погромами и поджогами. В остальном у русских Киргизия ассоциируется с гастарбайтерами, работающими в Москве и Питере, и высокогорным озером Иссык-Куль, которое в советские годы считалось самым чистым и красивым.
Амежду тем за узкими границами кругозора осталось так много интересного. Кыргызстан чуть больше Свердловской области, и весь он находится выше 400 метров над уровнем моря, больше половины на высоте от километра до трех и примерно треть – на заоблачных трех-четырех тысячах метров. Сухие цифры легко дополнить сочными подробностями. Киргизские горы настолько разнообразные, что две недели путешествия по стране превращаются в полномасштабную экскурсию по музею горных форм, текстур и цветов. Заснеженные пики с предгорьями, поросшими стройными тянь-шаньскими елями. Ярко-красные скалы причудливой закручивающейся формы в ущельях Джеты-Огуз и Джууку. Настоящие каньоны – как в Колорадо, только поменьше. Отвесные горы-иглы, которые матерые походники окрестили киргизской Патагонией: форма примерно такая же, но без отвратительной погоды аргентинского оригинала. Между прочим, здесь находилось три из пяти семитысячников Страны Советов.
Кажется, чего еще может требовать путешественник? Но Киргизия все же предложит ему многочисленные горные озера, быстрые реки, многометровые водопады и реликтовые ореховые леса юга страны.
«Что вам еще рассказать? – суетится вокруг внезапных гостей жена Мухтара. – Знаете, у нас есть арча, мы ее собираем, сушим и потом жжем, чтобы не было насморка». С этими словами она уходит в сарайчик и возвращается с сухой веточкой и спичками. Когда огонь охватывает засушенную арчу, в воздухе разносится приятный смолистый запах.
Нам нужно ехать дальше. Но как только хозяева видят, что мы порываемся проститься, показывают нам что-то еще. Помятый самовар с закопченной трубой, в который трехлетняя девочка подбрасывает еловые шишки. Стоящего на привязи теленка. Рядом женщины нарезают тесто для баурсаков – обжаренного в масле лакомства, распространенного по всей Центральной Азии.
Увидеть нечто подобное в России можно разве что в Тыве, где до высокогорных пастбищ-джайлоо приходится добираться с большими приключениями. В Киргизии путешествие к настоящим кочевникам займет меньше времени и пройдет безопаснее. А на месте киргизские чабаны встретят путешественника с трогательным радушием.
Мухтар приглашает нас в юрту. Мы откидываем тяжелый шерстяной полог и попадаем в параллельное измерение. Невысокий столик в центре юрты завален печеньем, конфетами и теми самыми баурсаками – румяными, блестящими от масла. Сегодня для кочевников праздник – вся семья в сборе, так что и стол праздничный. Обычно завтрак кочевника в Киргизии куда проще – лепешка, чай да свежее масло. На обед и ужин – часто тот же набор.
Хозяйка приносит дымящийся самовар, разливает по пиалам чай, добавляет в него молоко и раздает гостям. Мухтар закрывает глаза, поднимает лицо к небу и начинает читать молитву. «Бисмилляхи Рахмани Рахим», – протяжной музыкой проносятся ее первые звуки. Мимо застывших и посерьезневших детей, мимо колдовских узоров войлочных ковров, напоминающих о древней языческой истории киргизского народа, слова звенят, поднимаются вверх и вместе с самоварным дымом уносятся в бесконечное синее небо.
А потом был чай, смех и рассказы старых чабанов про горы и красоты, и снова про Китай, который совсем рядом, и про водопад, до которого можно дойти за каких-то пару часов верхом. «Я бы вам коней заседлал, в горы бы сходили, – отхлебывает чай из пиалы Мухтар. – Но вы, городские, все куда-то бежите, торопитесь. Приезжайте еще, когда будет время». Мы с неуверенностью киваем. Мы знаем – нас будут ждать.